140
Белковец
Подсосново согласно докладной записке секретаря райкома Г.М. Адольфа, намечалось к выселению 6 единоличных хозяйств20. Однако, новая, массовая высылка кулаков-немцев была впереди.
Хозяйственные итоги колхозного строительства в Немецком районе
Результаты насильственной коллективизации и государственной национальной политики по отношению к советским немцам полнее всего раскрывает анализ социально-экономического и политического положения Немецкого района, которое было типичным для немецких колоний не только Сибири, но и всего СССР. Этот анализ во многом объясняет и ту особую жестокость, с которой прошелся по немецким селам репрессивный каток режима в 1930-е гг..
Немецкий район с центром в селе Гальбштадт, объединявший 17 национальных сельсоветов в 48 населенных пунктах, принадлежал по своим показателям к средним районам края. На территории в 1060 кв. км располагалось 106,8 тыс. га земельных угодий, из них: пашни— 87,6 тыс. га, сенокосов —0,7 тыс. га, пастбищ — 14,2 тыс. га, лесов и неудобий — 3,9 тыс. га. На этой площади проживало около 15 000 человек (численность населения в течение всей первой половины 1930-х годов сильно колебалась), большинство из которых было объединено в 48 колхозах и 2 МТС — Гальбштадтской — в западной засушливой части района, на которую приходилось 32 колхоза, и Орловской — в восточной, более благоприятной по климатическим условиям и характеру почв, залесенной зоне. (Орловская МТС была организована перед посевной 1934 г.) Большинство колхозов представляло собой небольшие, "карликовые" объединения до 50 хозяйств в среднем, а в целом ряде деревень —Антоновке, Камышенке и др. — по 11—15 хозяйств.
Несмотря на постигшую район в 1929—1930 гг. катастрофу, огромные потери скота (55% молочного стада и почти 60% лошадей), в 1931—1934 гг. в нем шло неуклонное увеличение посевов зерновых культур. Вместе с другими юго-западными районами края он превращался в
Большой террор
141
специализированного поставщика зерна, главным образом, пшеницы: если в 1930 г. посевы пшеницы, овса, ячменя и проса составляли 19 095 га, то в 1931 они достигли 45 200 га, в 1932 г. — 54 500 га, в 1933 г. приблизились к 55 ООО га. По колхозному сектору с 1931 г. по 1934 г. прирост посевов зерновых составил 11%.
К началу 1934 г. в районе имели место 6 молочнотоварных ферм (МТФ) с общим количеством скота в 895 голов, 1 овцеводческая ферма (ОТФ) с поголовьем в 337 овец, 17 свиноводческих ферм (СТФ) с 411 головами, действовали 3 предприятия: 2 мельницы с суточной производительностью в 51 тонну сеяного помола и один оперный конноприводной маслозавод21. К концу 1934 г. к ним добавились еще 1 мельница, 1 маслозавод и 3 кирпичных завода. Правда, название "ферма" было тогда чисто условным, ибо и коровы, и овцы в большинстве колхозов содержались во дворах колхозников, а мельницы не использовались на полную мощность из-за отсутствия горючего. Да и молоть в бывшем мучном краю было нечего. Что касается кирпичных заводов, то и они влачили жалкое существование. В 1934 г. Подсосновский завод не работал совсем, второй завод выполнил план лишь на 9%, третий — в Орловской МТС — также не использовался в достаточной мере22.
Все первые годы своего существования большинство колхозов района, особенно его засушливой зоны, испытывали огромные трудности. Постоянным явлением были низкие урожаи и недород. В 1933 г. фактический обмолот в них дал 2,9 ц зерна с га, а по отдельным колхозам он составил 1,6 ц. Но и этот низкий показатель был много выше результатов 1931—1932 гг., в которые урожайность зерновых в отдельных колхозах составила 0,5 и даже 0,22 ц с га. Несколько лучше обстояло дело в колхозах восточной зоны, более высокая урожайность в которых вытянула среднюю урожайность 1933 г. до 3,9 ц (по другим данным до 3,7) ц с га. Относительно более высоким был урожай 1934 г., объяснявшийся обилием осадков, необычных в условиях Кулунды, но и в этом году часть хлебов замерзла и ожидаемого высокого урожая получено не было. Не превысил уровня последнего пятилетия и низкий урожай 1935 г.23
Причины такого положения дел в полеводстве были разные. Помимо засухи, и ранее поражавшей степной край, появились новые, связанные уже с изъянами соци
142
Белковец
алистического планового хозяйства. К ним относится, прежде всего, нарушение структуры и распыленность и без того бедных, не получавших удобрений (навоз полностью использовался на топливо) почв в результате их ежегодного варварского распахивания в целях получения большего количества зерна. За эти первые годы коллективного хозяйствования были окончательно вытеснены традиции мелкой пахоты, перенесенные на земли Кулун-ды и Прииртышья из южных степей Новороссии, откуда вышла основная масса немецких колонистов Сибири. Эти традиции получили ярлык "вредительской теории" и были разруганы. В результате буккеры уступили место трактору и корпусному плугу, производившему глубокую вспашку земли, подвергавшейся затем эрозии во время господствующих в мае-июне в Кулундинской степи ветров, либо выдувающих почву, либо забивающих ее песками. Сказывалась также скудость снежного покрова, отсутствие лесонасаждений и почти полная неэффективность снегозадержания в колхозах. Спускавшиеся Крайлесуп-равлением в район лесомелиоративные планы, необеспеченные ресурсами, ежегодно срывались: в 1933 г. план в 300 га был выполнен в размере 10 га, в 1934 г. из 200 га плана было освоено 44,8, закладка же лесных питомников и подготовка 300 га под работы 1935 г. не состоялись из-за плохой и несвоевременной обработки почвы. Да и качество произведенных работ оставляло желать много лучшего, так что они не только не способствовали повышению урожайности полей, но причиняли району огромные убытки с точки зрения денежных затрат и напрасного труда колхозников.
При сравнительно высокой технической вооруженности колхозов (обслуживавшие их МТС обладали к 1 ноября 1934 г. тракторным парком в 168 колесных и 4 гусеничных единицы, 162 тракторными плугами, 47 тракторными сеялками, 17 виндроуэрами, 29 комбайнами, 71 молотилкой, 12 автомашинами) район систематически отставал в проведении основных сельскохозяйственных кампаний. При остром недостатке запасных частей машины быстро изнашивались и не использовались на полную мощность, большинство их вместо "текущего и среднего ремонта" отправлялось ежегодно в капитальный ремонт. Но главным было другое. "Отношение к машине варварское, — констатировала районная комиссия по чистке партийной организации в 1934 г. в своем отче
Большой террор
143
те, — хранение, особенно в Орловской МТС, совершенно недопустимое: машины стоят под открытым небом, не очищенными после летне-осенних работ и заносятся снегом". Комбайны, как правило, используются лишь на стационарном обмолоте24.
В 1932 г. механической силой было скошено всего 27% зерновых (по 15 га на трактор). В уборочную кампанию 1933 г. из 17 имеющихся на тот срок комбайнов в косовице участвовало 11, которые убрали лишь половину всей площади зерновых. Выработка на 1 трактор составила 24 га. Но скирдование затягивалось на срок до 50 дней, обмолот хлебов—до конца октября. В посевную кампанию тракторами удавалось засеять лишь менее половины посевного клина, да и качество сева, как правило, было низким, хотя с плановыми заданиями по срокам район справлялся. В пресловутой "показательной" коммуне им. Буденного в 1932 г. "на многих полях бороновано только по краям, а в середине не бороновано, что значительно повлияло на снижение урожая". Та же картина и других артелях (им. Ворошилова, им. Ленина и др.)25.
Главным бедствием для немецких колхозов, по поводу которого руководство района стало бить тревогу уже летом 1934 г., стал обязательный, установленный сверху севооборот. Район придерживался его на 100%. Это обстоятельство вместе с трехпольной системой землепользования окончательно подорвали кормовую базу животноводства. "Сена мы не имеем, трав мы сеять не можем при трехполке,—жаловался секретарь Немецкого райкома И.А. Вильгаук в своем выступлении на III Пленуме краевого комитета партии, — каждый год вся площадь до единого га у нас подвергается обработке корпусным плгуом. Без культурных трав мы в дальнейшем обойтись не сможем и трехполка нам не нужна", — заявлял он26. Но только в 1935 г. начался переход района к многопольному севообороту, хотя первые опыты по введению вось-миполья были проведены годом ранее в 9 колхозах.
Специализированная на производство зерна структура посевных площадей при значительном сокращении сортовых посевов (семена в подавляющем большинстве колхозов каждый год полностью не засыпались, не очищались, не проверялись на всхожесть, весьма плохой была сохранность семенного материала, в ряде колхозов хлеб то и дело "горел"27), при огромной засоренности полей кобылкой, при резком сокращении посевов сочных трав
144
Белковец
и других кормовых культур, при ограничении возможностей занятия огородничеством и садоводством привела к резкому ухудшению состояния животноводства в районе, который в разгар НЭПа пользовался славой одного из лучших производителей племенного скота (коров, овец, свиней) для края. Из года в год неуклонно сокращалось конское поголовье. В 1931 г., после того как в результате эмиграционного двидения оно сократилось почти на 60%, в районе еще оставалось 4755 голов, в начале 1933 г. количество лошадей исчислялось уже в 2285 голов, причем 500 были поставлены ему в 1933 г. в порядке помощи из других районов. К 1 января 1935 г. конское стадо насчитывало 2321 голову28. Сокращение, как видим, более чем наполовину, и это при ежегодно производимых добавках.
Ежегодные огромные потери лошадей проистекали по разным причин, истощения из-за недостатка кормов и ухода, от болезней и недостатков ветеринарного обслуживания. Не помогали делу проводившиеся ежегодно "кустовые совещания с конюхами" для улучшения ухода за лошадьми. На 1 января 1934 г. в районном стаде 200 лошадей оказались заражены чесоткой в легкой форме и 347 — в сильной степени, у 200 наблюдалось заражение желудков личинками овода. Только за год, с 1 июля 1932 г., конский состав уменьшился на 9,3%, а в течение всего 1933 г. пало "по не вполне точным данным" 500 лошадей29.
Приведу данные смотра Краснодольского сельсовета, состоявшегося в декабре 1932 г., где в 4 поселках, Красный Дол, Никольское, Лесное и коммуне им. Буденного на 901 жителя приходилось 145 рабочих лошадей и 14 голов молодняка (1—2 лет). "В течение 1 года из-за бесхозяйственности, не приобретения корма, плохого ухода и обезлички пала 81 лошадь. В данное время в безобразном состоянии находятся лошади в коммуне им. Буденного. Из 34-х лошадей средней упитанности —5, забракованных, то есть негодняых к работе —12. Попойка лошадей здесь, случалось, не проводилась в течение 2-х и более суток". В Гальбштадском сельсовете в 1932 г. пало 69 голов30.
Такое положение с сокращением конского поголовья стало типичным явлением для коллективизированного в СССР села. Выступая на I съезде колхозников-ударников Зап-Сибкрая в марте 1933 г., секретарь крайкома
Большой террор
145
Р.И. Эйхе назвал сокращение поголовья одним из главных недостатков колхозного строительства в крае. "Нет почти такого колхоза, где бы за 1930—1931 и частично 32 годы конское поголовье не понизилось бы, не убыло бы из-за безответственного отношения к коню",—заявлял он31. Не случайно 29 апреля 1932 г. было внесено дополнение в ст. 79 УК РСФСР "Об умышленном истреблении или повреждении имущества, принадлежащего государственным учреждениям или предприятиям", которое предусматривало лишение свободы на срок до 2 лет с последующей высылкой или без нее за "незаконный убой лошадей или сознательное их изувечение и иные злостные действия, которые повлекли за собой гибель лошади или привели ее в непригодное состояние"32.
Однако, строгий указ не возымел действия. Когда в 1936 г. райвоенкоматы провели "проверочный осмотр" лошадей по Западно-Сибирскому краю, они пришли к весьма неутешительному выводу. В районах Славгородского округа (кроме Немецкого в него входили еще Славго-родский, Хабаровский, Киевский, Знаменский и Благовещенский районы), как выявила проверка, "решения партии и правительства о сохранении и развитии конского поголовья выполняются недостаточно. В Немецком районе состояние лошадей по упитанности в большей части ниже средней и незначительная часть —средней. У лошадей в результате преступно халатного отношения к уходу за копытами — массовые случаи искривления копыт. Ковка лошадей производится безобразно, имеются случаи врастания подков в копыта, не говоря уже о том, что расчистка копыт не производится, а чистка лошадей — в очень редких случаях"33.
При описанном положении дел с техникой и при недостатке рабочих лошадей району приходилось прибегать к использованию коров в качестве тягловой силы. В июле 1933 г. Бюро Немецкого райкома партии приняло даже специальное постановление приступить к мобилизации коров колхозников для использования их на уборочных работах. Для них была установлена 60-процентная норма от дневной выработки средней лошади, а для их владельцев, при условии кормления ими коров во время работы, начисление 1 трудодня. "За отсутствием ермов, — говорилось в постановлении, — рекомендовать запряжку их в шлеях и хомутах", но "ни в коем случае не допускать поездку рысью"34.
146
Бепковец
Но и с коровами в районе дело обстояло не лучшим образом, хотя в целом за 4 колхозных года имел место медленный рост поголовья рогатого скота. Однако, доводимый до района план развития животноводства по этому разделу хронически не выполнялся, а поголовье свиней систематически снижалось. В итоге ското- и масло-заготовки проходили с огромным напряжением сил, в
1932 г. план их к концу года был выполнен на 82%, в
1933 г.— на 89,4%. В этом году по мясу он составлял 1085 ц живого веса36.
При относительном росте поголовья крупного рогатого скота в колхозах имели место значительные потери молодняка, составлявшие, по явно заниженным данным, за 1932—1933 гг. 9% на МТФ, 20,6% на СТФ, 22,1% на ОТФ. По отдельным фермам процент падежа был более высоким. В колхозе "Согласие" (пос. Шумановка) поголовье свиней уменьшилось в 1931 г. на 36,5%. В 1932 г. на 4 МТФ из общего количества крупного рогатого скота в 662 головы имелось всего 145 телят (28% маточного состава), в МТФ колхоза им. Эйхе (Подсосново) погибло 62%) телят, "Согласие" — 42%, им. Калинина (пос. Степное)— 31 %. В 1934 г. падеж телят составил 18%, поросят— 15%о. Часть коров болела лишаем, количество яловых и абортировавшихся не учитывалось. Таким образом, прирост коровьего и овечьего стад шел не за счет приплода, а за счет привоза из других районов. В 1934 г. по просьбе руководства района "для организации моло-чно-товарных и овцеводческих ферм" было завезено 499 голов крупного рогатого скота и 350 голов для колхозников, овец соответственно — 2000 и 650 голов36.
И здесь, как и в случае с конским поголовьем, главной причиной бедственного положения ферм был "неуход за скотом" и "саботаж". В начале 1931 г. правление райко-лхозсоюза приняло даже решение изъять молочную ферму у колхоза "Унзере Виртшафт" (пос. Гальбштадт) в связи с тем, что "часть членов артели ненавидит" ее. Поскольку ферма находилась "на краю гибели", ее следовало, "выделив в самостоятельную хозяйственную единицу, передать государству"37.
В июле 1931 г. из-за "повального воспаления легких крупного рогатого скота" были объявлены "неблагополучными" Подсосново, Новенькое и Маленькое. В этих селах под угрозой штрафа и принудительных работ были запрещены скотские ярмарки и базары, убой скота без
Большой террор
147
разрешения ветнадзора, перегонки в другие места. Правда, и здесь строго соблюдался "классовый подход". Для бедняцких и середняцких хозяйств штраф за нарушение предписания составлял 10 рублей и 2 недели принудра-бот, для кулацких — 100 руб. и 1 месяц38.
Хроническим явлением стала в Сибири после коллективизации бескоровность колхозников." По данным Эйхе, приведенным в его упомянутой выше речи, коровой было обеспечено в эти годы только 75% колхозников39. В Немецком районе даже после периодического пополнения стада в течение ряда лет, еще в 1936 г. 7,3% колхозников в своем индивидуальном хозяйстве не имели коров, 33,8% — овец40. Когда после установления в 1936 г. Уставом сельхозартели нормы скота для индивидуального хозяйства колхозников (для районов 1 группы Зап-Сибкрая, к которым относился Немецкий район, она была такова: 1 корова, до 2 голов молодняка, 1 свиноматка с приплодом, до 10 овец и коз, до 20 ульев пчел) в крае была проведена проверка ее выполнения, Немецкий район оказался самым "законопослушным". В списке районов, превысивших норму, он стоял на последнем месте. Здесь было всего 16 хозяйств, имевших свыше нормы коров (0,6%), 1 хозяйство (0,05%)) —свыше нормы овец. Такого не было ни в одном районе, где процент превысивших норму хозяйств равнялся 4—5, в худшем случае — 1,5, в некоторых районах он достигал 10—22%41.
К концу 1934 г. стадо крупного рогатого скота (коров и молодняка), находившегося в индивидуальном пользовании колхозников, состояло из 3321 головы (на 3060 хозяйств), почти в половине хозяйств не было овец (всего их насчитывалось 1603 головы) и свиней (тоже 1603 головы)42.
В результате обобществления птицы и кроликов в ходе коллективизации в районе сохранялось в эти годы несколько птице- и кроликоферм, но они имели карликовые размеры и, не обеспеченные правильным уходом, приносили одни убытки. Это были, как гласил один из документов, "очаги систематического истребления птиц и кроликов". Построенная же в 1932 г. инкубаторная станция с очень сложной и дорогостоящей аппаратурой, не использоваласть до 1935 г.43.
Колхозное и индивидуальное животноводство в районе постоянно испытывало острую нужду в медикоменто-зном и зоотехническом обслуживании. Колхозные дворы
148
Белковец
и фермы, дворы МТС "находились в антисанитарном состоянии", не было горючей серы для обработки дезока-мер. В начале 1934 г. политотделы МТС, райком комсомола и райздрав были вынуждены развернуть "культпоход им. XVII партсъезда, поход за чистую колхозную избу и предприятие, поход за рукомойник"44. И это в немецких селах, всегда отличавшихся своим образцовым порядком и опрятностью. В ряде колхозов коровы и лошади все эти годы размещались по дворам колхозников, где положение было не лучше, не существовало ни родильных помещений, ни телятников. Полностью заброшенной оказалась и племенная работа. В 1934 г. из покрытых 328 конематок 62 абортировалось, а из вновь родившихся жеребят 134 головы пало (это по данным 34 колхозов)45.
Ко всем этим бедам присоединялись еще последствия постоянных шараханий и экспериментов, проводимых в ходе колхозного строительства его особо ретивыми активистами. К их числу принадлежало полное обобществление скота на период уборочной кампании в 1933 г., проведенное в ряде колхозов ("Третий Интернационал", "Связь"), в ходе которого количество бескоровных колхозников заметно увеличилось. К счастью, эта инициатива не получила поддержки не только у колхозников, но и у райкома партии, который расценил начинание "как явное искривление линии партии и хозяйственно-политически вредное действие классового врага". Отменив ее, райком дал распоряжение Контрольной комиссии РКИ расследовать дело и привлечь к ответственности инициаторов, товарищей Нольда, Пеннера и Ремпеля46.
Но самым главным бедствием для немецких сел, как и для всей Сибири, продолжали оставаться ежегодные разорительные изъятия хлеба в государственный фонд. Организация колхозов, значительно облегчив властям проведение хлебозаготовок, на долгие годы обрекла крестьян на полуголодное существование. Этой цели служило и все "колхозное строительство" первой половины 1930-х годов: введение натуроплаты МТС, обязательные госпоставки, самообложение, установленный сверху севооборот, расширение посевов зерновых культур, кредитование и пр.
План хлебосдачи, главным образом пшеницы, при столь низких урожаях, о которых шла речь, был непосилен для маломощных колхозов. К тому же он рос год от года. В 1931 г. план для Немецкого района составлял
Большой террор
149
2808 т зерна, в 1932 г.— 6500 т, в 1933 г. —6598 т, в 1934 достиг 6721 т47. Средняя норма сдачи зерна была установлена для района в 1,5 ц с га, она явно не соотве-ствовала возможностям колхозов его западной части, чьи менее плодородные земли почти ежегодно подвергались влияним суховеев. Только в 1936 г. для колхозов Подсо-сновского, Камышенского, Гришевского, Желтенского и Поснеженского сельсоветов (всего 17 колхозов) эта норма была снижена до 80 кг, а для всех остальных —до 1,3 ц зерновых с га.
5 июля 1937 г. постановлением СНК и ЦК ВКП(б) была оставлена единая средняя норма для всех колхозов района—в 80 кг. Однако, и она для 17 колхозов указанных сельсоветов оставалась высокой. Поэтому Немецкий PK ВКП(б) в июле этого же года хлопотал о ее снижении до 55 кг с га, с тем, чтобы общий объем хлебопоставок был равен 3167 т48. Эта более реальная цифра, как видим, не составляет и половины объема зерна, ежегодно вывозимого из немецких сел в первой половине 1930-х гг..
Недаром каждая хлебозаготовительная кампания превращалась в своего рода сражение органов власти с колхозниками за своевременную уборку и вывозку зерна на заготовительные пункты. На это время пустели кабинеты краевых, окружных и районных партийных, советских и хозяйственных функционеров, работников органов ОГПУ-НКВД и юстиции, и на местах разворачивалась "массовая работа". Для ее проведения к середине 1930-х гг. район уже был достаточно хорошо оснащен кадрами большевистского толка. Прибывших сюда на работу "товарищей" оказалось так много, что в райцентре разразились не только жилищный, но и продовольственный и денежный кризисы. 26 июля 1933 г. Бюро райкома пришлось рассматривать вопрос о их материальном положении. Оказалось, что зарплата им не выплачена, продовольственные пайки не выданы, жить негде. Райпот-ребсоюз в связи с этим получил задание "выделить отдельный фонд для снабжения указанных товарищей дефицитными товарами"49.
На время кампании район делился на кусты, и к каждому кусту прикреплялся ответственный работник, регулярно, каждые 10 дней, проводивший кустовые совещания с председателями колхозов и сельсоветов, секретарями партийных ячеек, членами комсодов (комиссий содействия хлебозаготовкам, которые уже в 1932 г. дей
750
Белковец
ствовали в 30 колхозах), сельскими уполномоченными. Работу кустовых уполномоченных контролировали райу-полномоченные, имевшие в своем подчинении по 2 куста. С одним таким райуполномоченным, бывшим ленинградским двадцатипятитысячником, членом партии с 1927 г., Фапькнером в ноябре 1931 г. произошел "из ряда вон выходящий позорный случай". Он пытался вывезти из села Камыш мешок с тремя пудами муки, присвоенной им из числа сданной в счет хлебозаготовок одним из единоличников. Он же "присвоил себе из конфискованного у кулачки во время ночного обыска имущества 2 хомута, ботинки и поросенка". Но за кражу принадлежащего государству добра следовала строгая кара. Фальк-нер за это (а не за обыски и конфискации) был отозван из района, исключен из партии и предан суду50.
В боевой штаб на время хлебозаготовок превращался райком ВКП(б), создававший "хлебную тройку", которая систематически разъезжала по кустам. Результаты работы освещались в районной газете "Роте Фане", в боевых листках и стенгазетах, регулярно выпускавшихся в сельсоветах, широко практиковались также Красная и Черная доска, Красное и Рогожное знамя для поощрения передовиков и осмеяния отстающих. Все меры пропагандистского характера должны были способствовать развертыванию социалистического соревнования между бригадами, колхозами и сельсоветами. Так называемые "се-мидневники" регулярно проверяли выполнение договоров по контрактации и состояние учета по выполнению плановых заданий единоличниками. Нередко такие проверки превращались в акции "довыявления кулаков", их "до-обложения" и насильственного изъятия хлеба у "кулац-ко-зажиточной" части единоличников (Фалькнер был не одинок), который с эскортом милиционеров вывозился сначала в сельсоветы, а затем на элеватор.
Активно включались в "борьбу за хлеб" и Контрольные комиссии РКИ районов, члены Президиума и внештатные инспектора которых разъезжались по колхозам. Здесь, на местах, устраивались выездные заседания КК РКИ, рассматривавшие факты "саботажа" хлебозаготовок. Они исключали из партии и отдавали под суд нерасторопных председателей колхозов и секретарей партийных ячеек, бригадиров, кладовщиков, весовщиков и других должностных лиц, допустивших "разбазаривание" хлеба. Председатель райКК РКИ становился на это вре
Большой террор
151
мя главным "осведомителем" в районе, сообщая обо всех фактах "саботажа" и бесхозяйственности в краевую КК и давая тем самым повод к действиям репрессивного характера.
Большую организаторскую работу проводили политотделы МТС, созывавшие общие собрания коммунистов перед каждой хлебозаготовительной кампанией и нацеливавшие их "на быстрейшее выполнение очередных хозяйственных задач колхозов"51. Постоянными гостями в районе в это время становились также специальные бригады крайкома и крайисполкома, бравшие под особый контроль деятельность районных властей. Они подключали к делу еще один важный рычаг —угрозу закрытия кредитов и полного прекращения отпуска району дефицитных товаров.
Несмотря на столь мощный административный нажим, явно завышенный хлебозаготовительный план выполнялся в районе с огромным трудом и отставанием от установленных сверху сроков. Приходилось также прибегать к различным махинациям, забирая хлеб у одних, более благополучных колхозов, и сдавая его в счет хлебопоставок других, отстающих, что вызывало естественное недовольство колхозников. Тут-то как раз и действовала угроза прекратить отпуск товаров в случае, если "излишки" не будут сданы за другие колхозы52. Уже в эти годы стала формироваться и практика сокращения плана по ходатайствам с мест в виду его явной невыполнимости. Но в любом случае обязательные поставки зерна государству и натуроплата МТС за пользование машинами достигали в общей сложности 60 и более процентов валового сбора. 30% его надлежало засыпать в страховой семфонд, и к распределению на трудодни оставалось 10%, в лучшем случае 12% валового сбора зерна.
При низких ценах на поставляемую государству сельхозпродукцию (кроме зерна район сдавал еще подсолнух, картофель, а также мясо, масло, молоко и шерсть) доходы колхозов, достигшие к середине 1930-х гг. полумиллиона рублей, отнюдь не покрывали постоянно растущие доходы. Самыми главными из них были ежегодные расчеты с государственным банком по выданным кредитам, выплаты за работы МТС и расчеты за поставленный району скот. Уже в 1931—1932 гг. по этим расчетам накопились солидные долги, составившие 269 ООО руб. госбанку и 350 000 руб. МТС53. К 1935 г., несмотря на списание
152
Белковец
в 1934 г. более 900 ООО руб., задолженность колхозов Немецкого района составила более 1,5 млн. руб., при доходности годовых госпоставок в 594 ООО руб. На каждый колхоз в среднем этого долга приходилось свыше 30 ООО руб., а на отдельные (им. Молотова, им. Тельмана, им. Кагановича, "Юнгштурм" и другие) — по 60 ООО — 65 ООО руб. На одно хозяйство, таким образом, приходилось в среднем 500 руб. долга. Только фонд оплаты трактористов "в связи с высоким удельным весом механизации" исчислялся ориентировочно в 450 000 руб. в год, что составляло 75% основных доходов колхозов54.
Особенно тяжелым было положение в "старых" колхозах, первенцах колхозного движения в районе, организованных еще в 1920-е гг. в виде коммун и реорганизованных затем в сельхозартели (им. Буденного, им. Калинина, им. Тельмана, им. Эйхе, "Хлебороб", "Третий Интернационал", "Красная Звезда", "Согласие"). У них уже в 1932 г. была наибольшая масса просроченных и срочных банковских долгов (из общей суммы в 1 200 000 руб. задолженности на их счет приходилось 350 000). Руководство края, готовясь торжественно отметить пятилетие Немецкого района, видя в этом крупную политическую акцию, вышло во ВЦИК с ходатайством о списании с этих колхозов хотя бы части их долга (в 200 000 руб., проеденных еще в конце 1920-х — начале 1930-х гг.), учитывая тот факт, что даже при нормальных урожаях они не смогут рассчитаться с ним в течение ближайших 3—4 лет. Это грозило полным крахом всего начинания, поскольку в течение последних 3 лет, кроме распределения натуральной части дохода, никаких денежных выплат в этих колхозах по трудодням не производилось55. Однако, СНК РСФСР, рассмотрев 10 февраля 1933 г. вопрос, отказал в ходатайстве о предоставлении Немрайону этой и других льгот (отсрочки по платежам МТС, снижение взносов на акции трактороцентра, по сельхозсудам)56. Не случайно поэтому все указанные годы (да разве только эти!?) хронически низкой оставалась оплата колхозного трудодня. "Колхозная масса", и в особенности женщины-немки, долгое время вообще не принимали и не понимали принцип распределения колхозных доходов по трудодням. Крестьянская логика склонялась к доходам по паям ("система пайковщины"), внесенным в колхоз тем или иным хозяйством. На этой почве осенью 1931 г. в ряде колхозов ("Труд", "Правда",
Большой террор
153
им. Тельмана) развернулись жаркие баталии между сторонниками пайковщины и теми передовыми колхозниками, которые ратовали "за внедрение форм социалистического труда". Первые отказались в результате выполнять план хлебозаготовок, и сломить их сопротивление помогло лишь "предание виновных суду"57.
Расчет за внедренные формы социалистического труда выглядел таким образом. Согласно справке Немецкого PK ВКП(б) в 1932—1933 гг. доходы на трудодень (а трудодней приходилось в среднем по 87 на едока в год) составили деньгами: высший —93 коп., средний —38 коп., низший —14 коп.; натурой соотвественно: 5.,47, 3,64 и 2,15 кг (в среднем —4,2 кг) при средних показателях по краю в 4,6 кг натурой и 1,86 руб. деньгами58. Последние показатели, правда, вызывают недоверие, ибо взяты из речи Эйхе на вышеупомянутом съезде колхозников-ударников, призванной подчеркнуть "достижения социалистического переустройства деревни". В 1931—1932 гг. во всех колхозах района по трудодням было распределено всего 40 540 руб.59 В 1935 г. по колхозам Гальбштадт-ской МТС было выдано на трудодень от 0,4 кг (им. Калинина, "Верный путь") до 1,6 кг в колхозе "Новая Земля", в среднем по МТС вышло 0,78 кг. Столь же "весомым" был трудодень в колхозах открытой в 1934 г. Подсосновской МТС — в среднем 0,8 кг. Только некоторые колхозы Орловской МТС находились в лучшем положении60.
Вследствие низкой оплаты трудодня около 20% колхозников района уже в феврале оставалось без продовольственного хлеба, остальные еле сводили концы с концами. Такое состояние специалисты называют "коррозией скрытого голода с характерными для него хроническим недоеданием, дефицитом высококачественных продуктов, при наличии минимального количества гнилой картошки и низкокачественного хлеба". В отдельные годы (1933) это состояние приближалось к грани голода абсолютного61. Ежегодно райкому партии приходилось умолять краевые власти о помощи: кредитами для закупки скота, продовольственным хлебом в виде ссуды до начала уборочной кампании, зернофуражом для лошадей, зерновыми отходами для прокорма птичьего стада на птицефермах, семенным материалом и т. п. Так, в марте 1934 г. PK просил кредиты для закупки очередной партии коров (500 голов) и овец (500 овцематок), продовольственного хлеба —6610 ц, 1500 ц зернофуража, 320 ц зерновых отходов62.
754
Белковец
Под постоянной угрозой распределения ввиду наступившего голода находился в эти годы колхозный семенной фонд. Попытки разделить его предпринимались неоднократно. В 1931 г. они имели место в селах Угловом, Волчий Ракит, Степное. Колхозным активистам приходилось принимать "особые меры" к охране страховых семенных фондов63.
Таковы были основные хозяйственные итоги "великого перелома" в немецкой деревне.
Поиски "классового врага" продолжаются
Естественным итогом грабительской политики по отношению к деревне являлся "упадок трудовой дисциплины" в колхозах, постоянные жалобы на который содержат многочисленные документы. Крестьянство не желало трудиться задаром и игнорировало колхозные работы или выполняло их спустя рукава. Невыход на работу в отдельных колхозах (в Подсосново, Марьяновке) составлял в иные годы до 50% трудоспособных64. В отчете о деятельности сектора юго-западных зерновых районов края, созданного в 1931 г., о ходе хлебоуборки 1932 г. говорилось следующее: "В большинстве колхозов сектора... царит полнейшая безответственность, бесплановость, пьянка, рвачество. Обезличка и уравниловка во всех колхозах не ликвидированы, труддисциплина отсутствует, рабочая сила полностью не используется на работе". В результате хлеб перестоял, потери его значительные, скирдование, как всегда, затягивается65. Среди провинившихся были и колхозы Немецкого района (в селах Равнополье, Александровка, Ольгино, Орлово, Чертеж, Дягелевка, Сине-Озерное, Петровка), отличавшиеся ранее передовой агротехникой. По мнению крайкома, к концу 1933 г. район оставал "по производительности труда" от русских колхозов "по крайней мере, на три года". Эйхе не случайно в своей пламенной речи призывал "каленым железом" выжечь "эти предрассудки" и штрафовать колхозников за невыход на работу, "за срыв трудовой дисциплины", за плохую работу, "разворовывание колхозного добра", а самых отъявленных "ло
Большой террор
155
дырей и тунеядцев" из "рабочей силы" — гнать из колхозов66.
Но угрозы не прибавляли настроения превращенным в колхозных рабов крестьянам. С еще большей неприязнью встретили они укоренившуюся с начала 1930-х гг. практику ежегодных посылок на зимний период "излишней рабсилы" в Кузбасс. Только осенью 1931 г., "несмотря на бешеную кулацкую агитацию", которая оказалась "битой", в районе было мобилизовано 435 человек.
Чтобы выжить в столь экстремальных условиях, крестьянам приходилось ловчить. Массовым явлением становились факты "скрытия от государства хлеба и действительного урожая", когда во время пробного обмолота колхозники "умышленно" пускали "половину зерна в полову и мякину", в других случаях "обмолоченный хлеб не взвешивался и не учитывался", что вело "к расхищению огромной части зерна". К грубым нарушениям постановлений СНК и ЦК ВКП(б) относились также факты "раза-базаривания хлеба в процессе авансирования колхозников". "В Немецком районе, — говорилось в одной из сводок о ходе хлебоуборочной и хлебозаготовительной кампаний 1932 г., — многие колхозы выдают в авансы половину, а иногда и больше половины намолоченного хлеба, при чем хлеб выдается не по трудодням, а по едокам. Немецкие колхозы под видом авансов растранжиривают хлеб"67. С критикой "кулацко-едоцкого принципа" авансирования у немцев выступила 19 и 22 августа 1932 г. краевая газета "Советская Сибирь".
Все первые годы существования немецких колхозов "скрытие действительно распределенного хлеба, растаскивание, распределение по дворам" и другие "преступления" были нормой их жизни. Такое постоянно творилось в коммуне им. Буденного, в артелях им. Калинина, им. М. Горького, им. Тельмана, "Красный борец", "Красный Пахарь", "Рот Фронт" и других68. Но это была общая норма колхозной жизни.
Своего рода формой протеста крестьян против разорительных хлебозаготовок стало также затягивание сроков сдачи зерна на заготовительные пункты. Как правило, "ничтожный процент выполнения" имел августовский план хлебозаготовок. В 1931 г. Немрайон числился среди плетущихся в хвосте районов в течение всей осени. На 1 декабря план был выполнен всего на 23,7%. В 1932 г. район подвергался резкой критике за то, что в Гальбш
756
Белковец
тадтской МТС первые сроки хлебосдачи для некоторых колхозов ("Труженик", "Рот Фронт", им. Блюхера, им. Карла Маркса) были установлены лишь с 10 и 16 сентября. В результате такого "планирования" на 15 августа только 6 колхозов приступили к сдаче хлеба и вывезли всего 318 ц. Не сдает хлеб подсосновский колхоз, имеющий возможность вывезти уже около 200 ц зерна и т. д. В 1932 г. на 1 октября было сдано 25,3% к плану (из 6500 т всего 1646)69.
Еще более яростное сопротивление хлебозаготовкам оказывали единоличники. В Немецком районе, где осенью 1931 г. было коллективизировано 75,7% хозяйств, к началу 1932 г. —87,9%, а к 1934 г. — 95%, в течение всех 1930-х гг. сохранялось некоторое, постепенно сокращавшееся, число единоличных хозяйств. К началу 1935 г. они обрабатывали еще около 2% площадей ярового сева зерновых культур70. Оплотом единоличного сектора долгое время оставались считавшиеся "очагами религиозного мракобесия" села Подсосново (по данным на 25 ноября 1931 г. в нем было 178 хозяйств единоличников), Камыш (91 хозяйство на то же время), "бедняцкий поселок" Самсоновка, где колхоз образовался лишь весной 1933 г. К этому времени в районе оставалось только 97 единоличных хозяйств.
Нужно иметь в виду, однако, что число единоличников постоянно пополнялось за счет выходивших из колхозов и, главным образом, исключавшихся из них "кулацких" хозяйств, которых только в ходе выборной кампании в сельсоветы 1934 г. насчитывалось 25771. Одновременно шел и обратный процесс. Большинство единоличников вошли в колхозы зимой 1931—1932 гг., когда только в ноябре в колхоз "Ландвирт" в Подсосново записалось 44 хозяйства. Тогда же "зашевелились" и "камышенские религиозники" и, по словам крайуполномоченного Штейнберга, "прут в колхоз", который до этого насчитывал всего 10 дворов. Стимулирующим фактором явилось "решительное наступление" на единоличника, в результате которого он получил "невыполнимые твердые задания" не только по хлебозаготовкам, но и по маслозаготовке, займам, тракторным акциям72. Невыполнение же грозило применением "административных мер". К ним принадлежали отлично себя зарекомендовавшие и ставшие уже привычными "кратное обложение", конфискация и распродажа имущества, привлечение к судебной ответственности.
Большой террор
157
Итак, единоличники получали повышенные твердые задания по хлебосдаче, выполнить которые они обязывались к 10 октября. Но, как правило, к этому сроку в лучшем случае лишь 10—11% "твердачей" справлялось со своими заданиями. Отличившихся можно было принимать в колхоз в первую очередь. Однако, большинство единоличников не спешило расстаться в хлебом. В 1931 г., к примеру, твердозаданцы Немрайона смогли выполнить план к 1 декабря всего на 9%. В 1932 г. план хлебозаготовок по единоличному сектору был выполнен всего на 65,8%, а твердые задания — на 25,7%. Оказалось, что главной причиной срыва стали вновь "грубейшие перегибы и извращения" в ходе хлебозаготовок, когда в практике работы уполномоченных РИКа и сельсоветов продолжалось доведение до середняков и бедняков твердых заданий, которые "далеко не соответствовали количеству имеющегося хлеба". Только в одном Подсосново за срыв хлебозаготовок подверглось описи имущество 30 хозяйств, в большинстве середняцких (и даже 2 бедняцких). Здесь в течение нескольких дней бригада из районных работников, в которую входили нарсудья Конрад, председатель райПО Бендингер, заведующий райЗО Фрост, рабочий МТС и член президиума райКК Балл, курсант Комвуза Гартман, по инициативе секретаря местной партячейки Фердинанда Функнера, при содействии колхозников (колхозы им. Эйхе и "Ландвирт") произвела около 40 обысков у единоличников, якобы спрятавших хлеб. В результате было обнаружено всего около 90 ц хлеба. Эта акция была признана "лево-оппортунистическим извращением партийной директивы" или проще, "левацким загибом", так как излишков хлеба, подлежащих сдаче государству, у подвергшихся экзекуции крестьян не обнаружилось. Но партвзысканий к партийцам применено не было, дело обошлось "здоровой критикой и самокритикой". Только Феодор Иосифович Бендингер, член ВКП(б) с 1924 г., был исключен из партии в 1932 г. и отдан под суд, но за другие свои грехи73.
Повсеместно за несдачу зерна по твердым заданиям сельсоветы практиковали кратное обложение, опись и распродажу бедняцких, не говоря уже о зажиточных.хо-зяйств, причем делали это без утверждения РИКом. В отдельных сельсоветах имело место и "самовольное изъятие хлеба", сопровождавшееся "взломами замков и применением элементарного мародерства". Практиковались
158
Белковец
также аресты "указанных социальных прослоек крестьянства, а также ряд противозаконных методов хлебозаготовок". Поэтому ежегодно сотни тысяч семей "тверда-чей", получив задания, "бежали неизвестно куда". Только из Подсосново к ноябрю 1931 г. 40 хозяйств, "разбазарив свой инвентарь и хлеб, скрылось в неизвестном направлении"74.
Осенью 1931 г. по Немецкому району прокатилась новая волна самоликвидации хозяйств и бегства из деревни. Часть беглецов, еще не утратившая надежды уехать за границу, направилась на Амур, часть —на Украину (эти вскоре вернулись назад, "голые и голодные", ибо там было еще хуже), часть ушла в города, остальным ничего другого не оставалось, как пойти в колхозы. Этим и объясняется взлет коллективизации зимой 1931—1932 гг. Возвращавшихся беглецов, лишившихся своего хозяйства, с середины 1933 г. было решено принимать в колхоз "без лошадей", но с поэтапным внесением в неделимый фонд определенной суммы денег75.
Несмотря на постепенное сокращение общего числа единоличных хозяйств, они продолжали вплоть до середины 1930-х гг. лидировать в производстве огородных культур. Можно сказать, что благодаря им не были за это тяжкое время утрачены традиции немецких колонистов, умевших выращивать в засушливых степях Кулунды замечательные и разнообразные овощи и фрукты. Хотя удельный вес их в массе населения был ничтожен, площади огородных культур в единоличном секторе значительно превосходили площади колхозов, вынужденных расширять посевы зерновых (в 1934 г. они равнялись соотвес-твенно 820 и 637 га). Только в 1935 г. такое положение дел, свидетельствовавшее "об отсутствии борьбы за улучшение индивидуального и общественного питания колхозников" и о создании "более выгодной базы для спекуляции единоличников", было признано ненормальным и на разведение огородных культур в "соцсекторе" было обращено внимание76.
Подавляя сопротивление единоличников и ликвидируя царивший на местах хаос, советское руководство прибегло к "совершенствованию" законодательства. 1 декабря 1934 г. в УК РСФСР появилось дополнение к ст. 40 о конфискации имущества "по делам о невыполнении в срок единоличными хозяйствами государственных обязательных натуральных поставок и неуплате денежных плате
Большой террор
159
жей". В соответствии с ним не подлежало изъятию "нижеследующее имущество единоличного хозяйства: жилой дом, топливо, необходимое для отопления жилых помещений, носильное зимнее и летнее платье, обувь, белье и другие предметы домашнего обихода, необходимые для осужденного и лиц, состоящих на его иждивении". Все остальное могло изыматься подчистую77.
Жившая на скудном продовольственном пайке, в условиях "скрытого голода", немецкая деревня в Сибири, как и в целом по стране, воспользовалась в 1933—1934 гг. помощью германских общественных организаций, собиравших средства для голодающих в СССР "братьев в нужде". Продовольственные посылки и денежные переводы из Германии по ходатайству с мест направлялись в немецкие села через германские консульства. Но сталинское руководство расценило эту акцию как подрывающую политический престиж социалистического государства и объявило вскоре всех получателей ее "контрреволюционными элементами". О том, как разворачивалась в немецких селах борьба с этой, так называемой "гитлеровской помощью", будет особый разговор. Сейчас же заметим, что эта акция подлила изрядное количество горючего материала в огонь, тлевший вокруг немецкой проблемы в СССР.
Главным виновником заведшей в пропасть российское крестьянство колхозной политики был, как и следовало ожидать, объявлен классовый враг. В "развале" колхозов, по словам Эйхе, главную роль играло "недобитое кулачье", "пролезшее в колхозы и пытающееся подорвать, разложить наши ряды". Кулак,—учил местный вождь,— "сменил шкуру, свой внешний облик", но не изменил "свою классовую сущность, свою звериную злобу, звериную враждебность". "Раздавленный, разгромленный, разбежавшийся, расселившийся по всему лицу нашего громадного социалистического отечества, кулак пытается проникнуть во все щели", пробирается в партию и, "замаскировавшись партбилетом для своих вредительских контрреволюционных целей, он вредит нам", — внушал он крестьянам с трибуны колхозного съезда78.
Документы свидетельствуют о том, что в последних словах партийного руководителя края была известная доля истины. Многие партийцы, в том числе и в Немецком районе, понимая всю пагубность государственной политики, выбивавшей у крестьян почву из-под ног, открыто
160
Ыелковец
выступали в эти годы против хлебозаготовок. Ежегодно сотни членов партии, объявленные "правыми уклонистами", становились жертвами тотальных чисток. В Немецком районе, где партийная организация была небольшой, только в 1932 г. за "непартийную позицию" в этом вопросе были исключены из ВКП(б) члены Марьяновской кандидатской группы Каппес и Вальгер, критиковавшие политику партии, а всего за "правый уклон" исключено 8 коммунистов из 29, получивших взыскание79. Здесь на страже чистоты партийной линии стояли суровые КК РКИ районов, выполнявшие по сути дела карательную функцию по отношению к партийным организациям.
Выявление вредителей, бывших кулаков и проповедников, их детей, участников эмиграционного движения, получателей "гитлеровской помощи", прочих "социально-чуждых элементов", а также руководителей, потворствующих им, превращается в эти годы в одну из главных задач в деятельности не только ОГПУ-НКВД, но и всех органов юстиции. Эта деятельность разворачивается особенно во время массовых хозяйственно-политических кампаний, а "каждая хлебоуборка и хлебосдача" превращаются в "экзамен" для них. Выполняя очередные постановления ЦК и СНК, требовавшие от органов суда и прокуратуры "улучшить старые способы борьбы, рационализировать их и сделать наши удары более меткими и.организованными", они ежегодно подвергают тысячи людей, так или иначе связанных с хлебозаготовками, аресту и приговаривают их к лишению свободы, высылке или к исправительно-трудовым работам (ИТР).
7 августа 1932 г. специальным декретом ЦИКа и СНК "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности", вошедшим в массовое сознание советских людей как закон "о пяти колосках", в отношении социально-чуждых элементов была введена высшая мера наказания — расстрел. Секретная инструкция по его применению, спущенная председателям республиканских, краевых (областных) и других судов, прокурорам всех уровней, полномочным представителям ОГПУ, начальникам оперсекторов, предписывала применять его при хищениях государственной и общественной, в том числе,совхозной, колхозной и кооперативной собственности. Высшую меру наказания "без послабления" следовало применять по делам об организациях и
Большой террор
161
группировках, организованно разрушающих эту собственность путем поджогов, взрывов и массовой порчи имущества. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально-враждебных элементов, проникших в органы снабжения, торговли, кооперации, в колхозы, или остающихся вне колхозов, но организующих или участвующих в хищениях государственного или колхозного имущества и хлеба, высшая мера наказания также применялась "без послабления". Исключение могло иметь место лишь при незначительных размерах хищений, а также в отношении "трудящихся единоличников и колхозников", которым высшая мера заменялась десятилетним лишением свободы, если отсутствовали "отягчающие вину обстоятельства". К ним принадлежали "систематические хищения колхозного хлеба, свеклы и других сельскохозяйственных продуктов и скота", хищения в крупных размерах, хищения, организованные группами или сопровождающиеся насильственными действиями.
Такие дела должны были рассматриваться органами ОГПУ, которые, как и судебные органы, обязывались настоящим декретом "заканчивать дела и выносить по ним приговора (так!—Л. Б.) не дольше, чем в пятнадцатидневный срок с момента раскрытия преступления и возникновения дела". И только как исключение, в отношении дел, по которым проходило большое количество обвиняемых, срок этот продлялся до 30 дней80.
И все же в хлебозаготовительную кампанию 1932 г. новый декрет не получил в Западной Сибири распространения. Властям необходим был известный срок для адаптации к его суровым положениям. Здесь на 1 октября по 81 району (из 109) было осуждено и приговорено к различным срокам 10 835 человек81, однако, расстрель-ных приговоров обнаружить не удалось. Только подводя в очередной раз неутешительные итоги хлебозаготовок 1932 г., бюро крайкома ВКП(б) предложило районным партийным организациям рассматривать проникших в колхозы и совхозы (в качестве председателей, членов правления, кладовщиков, бригадирову молотилок), в земельные органы и в кооперацию кулаков и прочих контрреволюционных элементов в качестве "злейших врагов партии, рабочего класса и колхозного крестьянства" и обязало карательные органы применять к ним "самые суровые репрессивные меры"— заключение их "в концентрационные лагеря на длительные сроки, не останавливаясь
162
Белковец
по отношению к самым злостным перед применением высшей меры наказания".
"В отношении исключенных членов парторганизаций и участников контрреволюционного саботажа в колхозах и совхозах, — говорилось в постановлении, — Крайком обязывает применять самые суровые репрессии путем осуждения их на 5—10 лет заключения в концлагерь, а при известных условиях — расстре л". Одновременно крайком предлагал ПП ОГПУ выселять всех исключенных из партии за "саботаж" хлебозаготовок в северные районы наравне с кулаками. Тогда же крайком партии вышел с ходатайством в ЦК о разрешении применения этих мер, в том числе и расстрела в колхозах и совхозах тройке ПП ОГПУ82.
Успехи, достигнутые на фронте классовой борьбы зимой и весной 1933 г., подвел 3 июня в секретном циркуляре, разъяснявшем постановление ЦК ВКП(б) и СНК от 24 мая о подготовке к уборочной кампании, народный комиссар юстиции РСФСР Н. Крыленко.
"Успешное проведение сева в настоящем году, — говорилось в нем, — достигнуто благодаря разгрому саботажа кулацких элементов во время хлебозаготовок, укреплению колхозов, росту и сплочению в них советского актива, созданию политотделов, мобилизации широких масс колхозников вокруг лозунга партии "сделать всех колхозников зажиточными", переходу в деле хлебозаготовок от системы контрактации к обязательной поставке хлеба, заранее опредилившей твердые размеры сдачи хлеба с гектара для каждого колхоза". Не останавливаясь на достигнутом, необходимо было и далее "строжайше применять закон от 7 августа 1932 г. об охране общественной собственности ко всем ворам и расхитителям колхозного и совхозного урожая". Таков был "боевой приказ Правительства и Партии". Борьба должна была пойти не только по линии привлечения к суду провинившихся, но и "организации строжайшей охраны и защиты колхозного и совхозного урожая как на корню, так и при уборке, молотьбе и перевозке, от расхищения со стороны воров, лодырей, кулаков и подкулачников". К этой борьбе важно было привлечь передовые слои колхозников, с помощью которых провести открытые судебные процессы, превратив каждый такой процесс в "политическое действие", активно способствующее "преодолению пережит
Большой террор
163
ков прошлого и кулацкого влияния среди остальных слоев трядящихся"83.
В соответствии с этими распоряжениями в 1933 г. в Зап-Сибкрае были уже расстреляны сотни крестьян — расхитителей социалистического имущества. Но упоминаний о немцах в огромном томе расстрельных дел краевого суда за 1933 г. нет84. В отношении них еще продолжал действовать особый режим, установленный в колониях после эмиграции. Однако, значительное количество колхозников, подвергшихся осуждению и заключению в концлагеря на сроки от 5 до 10 лет по этому закону, в немецкой деревне имело место. Это видно из анкет, заполнявшихся при их арестах в 1937—1938 гг. В 1936 г. часть их согласно постановления ЦИКа и СНК от 16 января "О пересмотре дел на осужденных по закону от 7 августа 1932 г." была, хотя и не надолго, освобождена из лагерей. Очевидно, лагеря готовили для новой волны репрессированных—приближался 1937 г. Всего в крае согласно данным секретной части краевого суда пересмотру подверглись дела на 7625 человек, из которых почти половина (2253) подлежали освобождению. Другим сократили сроки, возбудили ходатайство о помиловании. Часть дел, рассмотренных в национальных районах, с пересмотром была задержана в связи с необходимостью перевода приговоров на русский язык85. Вернулась в свои дома и часть осужденных по этому закону немцев.
Переломным же в отношении к ним советской власти можно считать 1934 год.
Борьба с "гитлеровской" помощью и хлебозаготовки 1934 года
В январе 1933 г. к власти в Германии пришла национал-социалистическая партия Гитлера. С этого времени противостояние двух^> тоталитарных систем, нацистской и советской, стало определяющим фактором в отношении сталинского руководства к внутренним немцам. Несмотря на обоюдные заверения о необходимости продолжения политики сотрудничества, советско-германские отношения все более заходили в тупик. Резкое идеоло
164
Белковец
гическое противостояние давало много поводов для обвинений во вмешательстве во внутренние дела друг друга. Поджог рейхстага и арест Г. Димитрова, одного из руководителей Коминтерна, выпады против советских дипломатов в Берлине и другие акции Германии вызвали всплеск антигерманской пропаганды в советской прессе. Не стесняясь в выражениях, она клеймила германских фашистов и в открытую требовала установления в Германии советского строя. В мае 1933 г. была прекращена германская военная помощь СССР, а в октябре последние немецкие офицеры-консультанты покинули его пределы. Советско-германские отношения переходили исключительно в экономическую сферу87.
Советское правительство не могло простить Гитлеру и того факта, что российские немцы были использованы им в качестве разменной монеты во время избирательной кампании в рейхстаг в начале 1930-х гг. Национал-социалистическая партия в эти годы выдвигала разного рода инициативы в поддержку страдающих в СССР "братьев". Сам Гитлер в своих речах, произносимых в рейхстаге и публиковавшихся в прессе, неоднократно заявляя о голоде в СССР, побуждал веймарское правительство к активной политике защиты их интересов. Один из идеологов нацизма Альфред Розенберг, бывший остзейский немец, возглавлял тогда пропагандистскую акцию и вел в партийной прессе яростную критику правительства, требуя от него обеспечения материальной помощи советским немцам, пытающимся выехать из СССР, и разрыва дипломатических отношений с препятствующим этому советским режимом. Не способствовала подъему международного престижа СССР и акция материальной и моральной поддержки советских немцев, осуществленная в Германии в 1930 г. не только общественными организациями, но и на дипломатическом уровне. Более того, соединившись с мощным потоком осуждения антирелигиозной политики советского руководства мировой общественностью, эта акция отодвинула на некоторое время признание СССР ведущими капиталистическими странами мира.
В 1933—1934 гг. в СССР продолжался голод, разразившийся в 1932 г. как следствие сталинской политики коллективизации и раскулачивания и унесший миллионы жертв на Украине, в Поволжье и других местах. Но плохо было везде, в том числе и в немецких колониях Запад
Большой террор
165
ной Сибири. Поскольку родственные и другие связи советских немцев с заграницей в это время еще не были прерваны, немецкая общественность была прекрасно осведомлена о переживаемых Советским Союзом трудностях. В Германии все 1930-е гг. не только печать, но и многочисленные брошюры, рассказывали, используя при этом фотографические доказательства, о голоде и страданиях советских людей88. Поэтому в 1933 г. с новой силой вспыхнула практически не прекращавшаяся с 1929 г. кампания по сбору средств и организации помощи немецким крестьянам в СССР. Был возрожден комитет "Братья в нужде", взявший на себя координацию средств и доставку одежды, продовольствия и денежных переводов советским гражданам.
Когда речь зашла о конкретном деле оказания помощи, нацистские чиновники и прежде всего Министерство имперской пропаганды, стали чинить ему всевозможные препятствия, оправдывая их причинами идеологического свойства. Не без их влияния в некоторых кругах немецкой общественности была развернута дискуссия о целесообразности и возможных последствиях помощи голодающим немцам России. У организаторов помощи появились оппоненты, заявившие о их политической наивности. Основным аргументом критиков становился жупел "красной" угрозы с Востока, а мнение о бесполезности акции помощи оправдывалось тем аргументом, что все заграничные связи немцев СССР уже находятся в руках соответствующих органов89. Необходимо признать, что опасения относительно возможных последствий акции помощи для немецких крестьян в СССР во многом, как увидим далее, подтвердились.
Не удалось на этот раз придать акции помощи характер государственной политики и заручиться поддержкой правительства, как это было в 1922—1922 гг. Обращение "Союза заграничных немцев"(ФауДэА) к высокопоставленному чиновнику рейхсканцелярии доктору Меерваль-ду о встрече Гитлера с генеральным секретарем европейского отдела Лиги Наций доктором Эвальдом Аммен-де для обсуждения этого вопроса было отвергнуто90.
Тем не менее Комитету "Братья в нужде" при широкой поддержке общественности удалось к августу 1933 г. собрать 500 ООО рейхсмарок, внесенных в фонд помощи организациями евангелических лютеран (60%), католиков (20%), меннонитов (15%) и других конфессий (5%). В
766
Белковец
сборе средств принял участие "Союз помощи", организованный в 1933 г. выехавшими на американский континент российскими немцами. Во главе его стояли пастор Иоганн Брендель и профессор Георг Рат. Они составили прошение с 25 тыс. подписей, обращенное к правительству третьего рейха, о разрешении въезда в Германию всем российским немцам. Акция эта не имела практических результатов, но явилась выражением чувства солидарности и поддержки советских "братьев в нужде"91.
Доставка средств в СССР была поручена фирме "Фаст и Бриллиант", которая согласно спискам, составленным представителями различных конфессий через лиц, имевших в Советском Союзе родственников, должна была распределять их между регионами92. Фирма связывалась с этими лицами и предлагала им оказать содействие в организации помощи, в составлении списков нуждающихся. В 1937 г. НКВД обвинит ее в том, что она использовалась "германской разведкой в целях связи и субсидирования средствами фашистских шпионов за границей"93.
К делу организации помощи подключились и германские консульства в СССР. Хорошо зная обстановку на местах, они представляли фирме адреса и фамилии нуждающихся многодетных семей. Активным участником акции в Западной Сибири стал германский консул в Новосибирске Гросскопф, проживавший здесь с 1923 г. и знавший нужды местного немецкого населения.
В сентябре 1933 г. первые посылки помощи "братьям в нужде" достигли Немецкого района. К началу следующего года их успела получить значительная часть жителей в Подсосново, Барском, Камышенке, Угловом и других его селах. В ответ на помощь в германское консульство потоком пошли прошения-заявки.
Советское правительство, действительно, встретило инициативу германской общественности по организации посылок и денежных переводов голодающим в СССР немцам с большой неприязнью. Все предыдущие годы оно закрывало глаза на шедшие в Советский Союз при посредничестве внешнеторговой организации "Торгсин" зарубежные посылки с продовольствием и одеждой. Но в 1933 г. ситуация стала резко меняться. Во-первых, бывший для Запада секретом полишинеля голод в стране тщательно скрывался правительственными кругами. Более того, советская пропаганда не уставала твердить о процветающем социалистическом отечестве, противопо
Большой террор
167
ставляя это процветание разразившемуся в капиталистических странах "кризису". В этих условиях "нищенские подачки буржуазно-фашистских организаций" гитлеровской Германии, разрекламированные в прессе, стали ра-цениваться как подрывающее авторитет социалистического государства средство. Во-вторых, получение их советскими гражданами, от которых сталинский режим требовал не просто лояльности, но и верноподданического служения и поклонения, свидетельствовало о соответствующем отношении их к "линии партии".
Уже в 1933 г. в советской печати развернулась кампания по борьбе с "гитлеровской" помощью. В начале она носила характер внушений и убеждений в том, что ее получение является антипатриотичным деянием. При этом предпринимались также попытки опровержений и разоблачений "лжи" западной прессы о голоде немцев в СССР. Такой цели служило издание в 1933 г. Товариществом заграничных рабочих в СССР брошюры на немецком языке под названием "Братья в нужде? Свидетельства советских немцев". Это был "ответ немцев Советского Союза фашистам Германии". Брошюра содержала коллективные письма, заявления и протесты советских немцев из разных регионов страны, главным образом, с Украины и Поволжья, призванных опровегнуть данные зарубежной печати о голоде в СССР и выразить свой протест против акции помощи. Письма, в которых рассказывалось о счастливой жизни крестьян в колхозах и о желании их помочь обездоленным германским братьям, сопровождались фотографиями упитанных и веселых немцев.
Было в этой поделке среди прочих и письмо колхозников из колхоза "1 Мая" (пос. Клеефельд) Немецкого района на Алтае, подписанное якобы 33 крестьянами, из которых были названы трое — Фогель, Левен, Больдт. "Мы хотим опровергнуть гнусную ложь, — говорилось в письме, — распространяемую германскими фашистами о якобы тяжелом положении немцев в Советском Союзе. Эта ложь нас, колхозников, глубоко возмущает. Да и как не возмущаться? Член нашего колхоза Исаак получил письмо от своего бывшего соседа Варкентина, выехавшего в Германию, который пишет: "Когда я уезжал, я думал, что еду на родину. Но только здесь я понял, что родину-то я потерял. Твоя собака живет лучше, чем я здесь, в фашистской Германии... Нищету, безработицу, нужду и голод принес немецким крестьянами и рабочим фашизм. Еди
168
Белковец
нственным выходом для трудящихся Германии является установление советской власти. Фашисты о нас не заботятся. У нас одна родина —СССР. О нас заботится Советская власть и Коммунистическая партия"94.
Подобные письма были "организованы" и в других селах. В одном из таких писем, написанном жителем поселка Романовки Рубцовского района Рейсом, утверждалось, что "колхозники не голодуют, а получают по 12 кг на трудодень и смогут прокормить 20 детей германских рабочих". На деле же было получено всего по 2 кг. "Надо теперь собрать детей и передать их Рейсу, пусть он их кормит", — шутили земляки95. Однако, шутки эти им дорого стоили.
20 июля 1933 г. с разоблачением контрреволюционной сущности "гитлеровской" помощи выступила районная газета "Роте Фане". Краевые власти организовали также коллективный "Ответ Гитлеру" группы германских рабочих и специалистов, трудившихся на руднике города Ленинска в Кузбассе, которое было опубликовано в газете "Ленинский шахтер". Его подписали 110 человек, а не подписавшие и выступившие против письма рабочие были заклеймены на собрании, ошельмованы как "буржуазные проститутки" и представлены к "выселению из пределов СССР". Подписавшие же, "верные ленинцы", идущие "вместе рука об руку с советским пролетариатом", обогащающие "свои знания марсистско-ленинской теорией", строящие "новый мир" и т. п., отрезав себе все пути возвращения, подписали одновременно и свой смертный приговор, который был исполнен в 1937— 1938 гг. Все утверждения западной печати о голоде в советской стране и "об ужасных преследованиях немцев в СССР" именовались в письме "провокационной, лживой и клеветнической выдумкой национал-фашистов", готовящих военное нападение на первое в мире социалистическое государство. Им ничего другого не остается, ибо фашизм стоит на пороге кризиса, хозяйственной катастрофы и растущей опасности пролетарской революции, — утверждалось в письме96.
В 1934 г. характер развернутой в советской печати кампании по борьбе с "гитлеровской" помощью начинает постепенно меняться. От убеждения и опровержений власти переходят в наступление на получателей и организаторов ее внутри страны. Получение посылок и денег начинает расцениваться как проявление лояльного отно
Большой террор
169
шения к гитлеровской Германии, пособничества политике Гитлера, а затем и более тяжких грехов, и становится опасным для немцев делом. Когда же борьба с "гитлеровской" помощью достигла в конце 1934 г. своего пика, все получатели посылок и марок, не сдавшие их в фонд МОПР (Международной Организации помощи борцам революции), которая оказывала материальную поддержку "жертвам белого террора и борцам против фашизма"), были объявлены контрреволюционерами и агентами германского фашизма.
В Зап-Сибкрае тревога в связи с массовым получением денежных переводов и посылок из Германии и их разлагающим влиянием была объявлена уже в конце 1933 г. Эту тему обсудила состоявшаяся в декабре 8-я партийная конференция Немецкого района, которая согласно отчета представителя крайкома Э.И. Сигети (бывший военнопленный из Германии, редактор газеты "Дер Ланд-манн", после чистки 1934 г. станет редактором районной газеты "Роте Фане") впервые прошла "под знаком подлинной большевистской критики и самокритики, невзирая на личности". "Нездоровые настроения" в связи с помощью в районе объяснялись низким урожаем в половине колхозов и тяжелым материальным положением колхозников. Тем не менее, делая хорошую мину при плохой игре, конференция осудила тайную посылку к германскому консулу избранных в селах депутатов. 22 февраля крайком ВКП(б) принял специальное постановление, нацелившее районные партийные организации на повышение бдительности и проведение ряда мер по борьбе с посылками. В ходе его выполнения в ряде немецких сел "состоялись" общие собрания, на которых принимались резолюции об отказе от помощи и передаче всех полученных и поступающих посылок и переводов МОПР "для оказания помощи германским рабочим". Было организовано также составление ответов германскому консулу Гросскопфу. В них заявлялось, что немцы в посылках не нуждаются, немецкие колхозы "крепнут с каждым днем", и было бы гораздо лучше предложить эту помощь "голодающим немцам фашистской Германии"97. Тогда же органы НКВД и работники управления государственной безопасности в политотделах МТС начали собирать материалы о получателях и распространителях помощи.
В июне секретарь Немецкого PK ВКП(б) И.А. Вильгаук доложил о ходе борьбы с "гитлеровской" поощью на пле
No comments:
Post a Comment