110
Бепковец
ян, что выдаваемого продовольственного пайка в размере 20 фунтов на едока мало, что хлеб не выдают "кулакам", которые тоже хотят есть и с ними необходимо делиться даже столь малым пайком, но главное, с тем, что хлеб по сути принадлежит крестьянам. Закупавший его осенью Окрполеводсоюз, причем закупавший по смехотворной цене — 1 руб. 01 коп. за пуд, в то время как весной на базаре тот же пуд стоил уже 20—25 руб., не доплатил даже по этой цене значительную часть денег — 4 тыс. руб90. Тем не менее у прокурора в ходе расследования возникла и другая версия событий. Он полагал, что все же "действительно причиной погромов, бесспорно, явилась контрреволюционная работа кулачества, которое путем устройства беспорядков хочет добиться разрешения эмигрировать в Америку". Об этом свидетельствовал тот факт, что все погромы совершены организованно и только в меннонитских поселках, один за другим, причем в некоторых (Орловке, Гальбштадте) через несколько дней и даже часов после выдачи пайка. Были зафиксированы также лица, агитировавшие за погром. Подозрительно было и то, что участниками погромов были сплошь бедняки и середняки, в некоторых местах исключительно женщины, а кулаки даже покидали села во время взятия амбара, чтобы снять с себя все возможные подозрения.
Впрочем, дело о погромах амбаров было раздуто местными властями не случайно. Оно давало возможность в очередной раз напомнить краевым органам о недостаточности мер по борьбе с кулачеством, с разного рода "вредителями" и "заговорщиками" в немецких селах. "Сравнительно слабые репрессивные меры, применяемые к кулацко-зажиточной части немецких колонистов,... рассматриваются ими как оступление от ранее взятых темпов коллективизации", что связано, по их мнению, "с безусловным разрешением выезда", — резюмировал прокурор свой доклад. В действительности же дело было весьма ничтожным, из 14 случаев только по 6 проведено следствие, да и то, главным образом, в целях предотвращения подобных случаев в будущем. По остальным дело не возбуждалось "вследствие незначительного количества расхищенного хлеба". Тем более, что в большинстве поселков, как было установлено, не производилось даже "поломки дверных замков на амбарах", а открывались они ключами, переданными толпе представителями власти91.
Большой террор
111
"Общее впечатление сводится к тому, — заключал свою информацию прокурор, — что в Немецком районе действует хорошо законспирированная контрреволюционная организация, ближайшее отношение к которой имеют менно-нитские проповедники. Для раскрытия необходима длительная агентурная работа лиц, знающих немецкий язык". С этим выводом было согласно и ОГПУ, полагавшее, что факты расхищения семфондов следует рассматривать "как особый протест" меннонитов, "среди которых, как правило, самовольные акты (кражи, убийства, насилия) в прошлом не практиковались"92.
Учитывая это обстоятельство, власти все же организовали в Гальбштадте — центре Немецкого района — показательный процесс по делу 9 участников погрома, на котором приговорили "организатора и активнейшего кулака" Петра Генриховича Гедерта к расстрелу, а двух других кулаков, Генриха Гедерта и Давида Цахариаса — к 5 годам лишения свободы с конфискацией имущества и последующей ссылкой. По году принудительных работ получили "бедняки" Иван Берген и Абрам Фризен, 2 года условно — Гергардт Берген. "Каздорф Ольга (беднячка), проявлявшая наиболее активное участие, непримиримость и враждебность к представителям советской власти", получила 2 года лишения свободы.
Этот первый расстрельный (но, увы, далеко не последний) приговор поверг в шоковое состояние жителей района. Резонанс его был столь отрицательным, что местные судебные власти "по требованию крайсуда" были вынуждены пересмотреть и заменить расстрел "6-ю месяцами принудительных работ". Потом это будет расценено в качестве очередной ошибки, ибо, как гласили выводы одной из комиссий, обследовавшей район в июне, "освобождение Гедерта произвело колоссальное воодушевление всех кулаков и проповедников", значительно увеличив активность "социалистически враждебных элементов", которая в конечном счете привела к "эксцессам" конца июня-начала июля93.
Итак, мы подошли теперь к "эксцессам", ставшим кульминацией в развитии эмиграционного движения весной 1930 г. и свидетельствовавшим, по оценке властей, о переходе его "от ходатайств к явному наступлению на... пролетарскую линию". Историческая канва событий воспроизводится по донесению руководителя орггруппы ЦК ВКП(б) Б. Родина, которая работала в Немецком районе в
112
Белковец
июне и по инициативе которой на 27 число было назначено районное производственное совещание с участием выборных представителей от колхозников и единоличников. Но 19 июня в Александровке "эмигрантски настроенная часть населения" провела массовый самовольный съезд, приняла на нем ряд документов, в том чиле резолюцию с требованиями к советским властям. Эти документы, а также списки участников съезда были "изъяты" работниками исполкома и ОГПУ. На следующий день большая группа (около 200 человек) из разных поселков явилась в районный центр и потребовала возврата бумаг. На отказ ответила угрозой нового собрания, на которое во избежание обвинений в его незаконности пригласила представителей власти. Тогда же у здания райисполкома состоялся массовый митинг, длившийся целый час, на котором местные работники и товарищи из орггруппы пытались вразумить собравшихся, но не нашли понимания. В итоге "антисоветские элементы" решили сорвать совещание "поголовной явкой... больших масс бедноты и середняков" и устроить "независимое собрание" в присутствии представителей власти. Желание это еще более окрепло, когда выяснилось, что "модус представительства" имел явную цель "усилить колхозное ядро предстоящего совещания", а из числа единоличников через посредство работников РИКа назначить "активных общественников, советски настроенных посевщиков" в число его участников. В ответ поселковые собрания отказались вообще избирать делегатов и постановили: явиться всем и всем зарегистрироваться как делегатам.
27 июня в райцентр съехались и сошлись все: делегаты и неделегаты. Последние, не будучи допущены на совещание, устроили свою отдельную регистрацию, зафиксировавшую присутствие около полутора тысяч человек. Организатором и застрельщиком несанкционированного совещания была дочь бывшего учителя-меннонита, служащая больница Зименс (найти еще какие-либо данные о ней пока не удалось). После принятия резолюции совещание, работавшее прямо на свежем воздухе, свою деятельность прекратило, и участники его разошлись по домам. Резолюция повторяла принятые 19 числа постановления и выдвигала, во-первых, требование к властям — выпустить немцев из СССР под угрозой их апелляции к Лиге Наций, немедленно освободить, во-вторых, из Кра
Большой террор
113
сной Армии меннонитов и всех, ранее арестованных, из тюрем. Совещание брало также под защиту и всех тех, кого власти еще захотят арестовать. Было решено, в-третьих, организовать массовый уход из района всех желающих эмигрировать на лошадях и пешком в тех случаях, если в перевозке по железной дороге будет отказано. Совещание избрало также широкую делегацию от каждого поселка для обращения в окружные, краевые и центральные органы и постановило переслать принятые решения посольству Германии.
Одновременно с этим работало и запланированное совещание в составе примерно 150 человек, главным вопросом которого стал "вопрос об эмигрантской агитации и контрреволюционном поведении кулачья и проповедников". Тут никакой политической борьбы, как предполагалось, не происходило, ибо остались на нем только все "советские элементы", здесь шла "спокойная деловая работа", в результате которой была принята резолюция, осудившая это кулачье и поставившая перед советской властью вопрос "о принятии мер против таких действий".
В ночь на 2 июля, зная о решении крестьянского схода, власти арестовали "в одном из наиболее эмигрантски настроенных поселков кулака Винтера". В ответ с утра, узнав об этом, в райцентр стали съезжаться люди, чтобы потребовать его освобождения. Кажется, что этим арестом намеренно провоцировался новый конфликт. Около 10—11 часов по предложению окружкома райком партии организовал летучий митинг, на котором с длинной речью к возбужденной толпе с крыльца исполкома обратился новый секретарь Буксман. Не вняв его призывам разойтись, толпа стащила с крыльца милиционера, участвовавшего в аресте, а затем захватила, войдя в здание райкома с заднего крыльца, скрывавшегося там уполномоченного ОГПУ, который был доставлен на почту для переговоров с округом об освобождении арестованного. О захвате почты округ был поставлен в известность при помощи радио, включенного в телефонную линию, после чего созданная из секретаря райкома, директора МТС (мы еще вспомним о нем) и представителя окружкома, оказавшегося в селе, оперативная тройка стала готовиться к встрече "имеющего прибыть отряда из Слав-города".
Через 2—3 часа после захвата работников ОГПУ крестьяне, окружившие почту, решили взять еще "в качестве
114
Бепковец
заложников" председателя РИКа и секретаря райкома, для чего отправили к зданию исполкома группу в 40— 50 человек. Но выехавшие ей навстречу на грузовике четыре вооруженных коммуниста заставили ее отступить. "Дело дошло до стрельбы, в значительной степени, в силу нервозного состояния партийной организации", — свидетельствует документ. Речь, очевидно, шла о ее секретаре, поскольку стрелял именно он. К счастью, стрелял в воздух, так что обошлось без жертв. Спустя 10—15 минут после этого прибыл, наконец, с большим опозданием отряд ОГПУ, который окружил почту и толпу, освободил заложников и арестовал нескольких человек, главных подстрекателей выступления, в том числе и Зименс. Остальным ничего другого не оставалось, как разойтись по домам.
После этого "наконец-то были предприняты решительные меры", и в течение нескольких дней, 3—6 июля, ОГПУ постаралось изъять из сел всех активистов движения. Проведенные облавы "основательно отрезвили многих участников выступления" и тотчас "усилили спрос" "непосевщиков" на кредиты, лошадей и сенокосилки, заброшенные в район. Тем не менее, как считал ответственный товарищ из Москвы, следовало опасаться возможной попытки "взять реванш" меннонитами, в которых "еще не угасла воля к борьбе". О том свидетельствовало "массовое сопротивление" в некоторых поселках поползновениям ОГПУ произвести аресты "зачинщиков и организаторов антисоветских выступлений". К тому же "большинство намеченных к аресту" скрылось при активной поддержке населения94.
"Эксцессы" в Немецком районе конца июня —начала июля имели своим результатом три главных следствия. С одной стороны, они привели к временному возобладанию идеи "жестких мер" по отношению к участникам эмиграционного движения, сторонниками которой были местные окружные власти, чьи действия до поры до времени сдерживали краевые органы, в свою очередь оглядывавшиеся на Москву. Теперь они могли взять реванш и выдержать "совершенно твердую линию против антисоветских элементов", "кулачья, проповедников и прочей враждебной своры", отважившихся на "открытое выступление против советской власти". Именно так были квалифицированы описанные "эксцессы". Победа этих сил означала и окончательное поражение идеи эмигра
Большой террор
115
ции, которая присутствовала у части краевых руководителей, считавших возможным выезд наиболее решительно настроенных слоев немецкого крестьянства, в особенности меннонитов. Поражение идеи эмиграции было предрешено также приездом в Сибирь со специальными по-номочиями члена ЦИКа А. Буценко, "решительного противника разрешения эмиграции", который разъяснил местному руководству позицию центра. Он поддержал действия районных и окружных органов, вся деятельность и вся агитация и пропаганда которых "била на то, что эмиграция разрешена не будет и что надо возобновлять хозяйственную деятельность". Разреши эмиграцию и по-сыпятся с таким трудом созданные колхозы, тем более что "материально-бытовые условия" и в особенности продовольственное положение в них очень тяжелое. Таков был приговор, вынесенный эмиграции.
Немецкая деревня после "эксцессов"
Совершенно очевидно, что поражение эмиграционного движения немецких крестьян в СССР в значительной мере было предопределено позицией в этом вопросе Германии, с которой они связывали все свои надежды. Развернутая обшественностью Германии широкая кампания в их поддержку, сбор средств, открытые выступления представителей делового и политического мира, требовавших разрешения на выезд колонистов из СССР, не могли не повлиять на взаимоотношения двух стран, весьма заинтересованных в экономическом и политическом партнерстве. Хотя официальное заявление советского правительства по итогам 1929 г. констатировало, что возникший в конце этого года "вопрос об эмиграции из СССР некоторого числа немецких колонистов, главным образом меннонитов", получивший "ложное освещение в германской прессе", непосредственно на советско-германских отношениях не отразился95, действительное положение дел было иным. Германское правительство не могло не выражать своей озабоченности в связи с положением немецев в СССР. Советское руководство, в свою очередь, не устраивало "пассивное отношение герман
116
Белковец
ского правительства к травле Союза в печати Германии и антисоветским выступлениям некоторых политиков". В донесениях советских дипломатов из Германии в течение всей первой половины 1930 г. подчеркивалось то обстоятельство, что "наша внутренняя политика" вызывает в Германии резкое неприятие. "У нас в деревне происходит революционный процесс коллективизации, который задевает частично немецких граждан, а главным образом, наших граждан немецкого происхождения", — писал 19 февраля Полномочный Представитель СССР в Германии H.H. Крестинский. Германия, как заявил ему о том статс-секретарь МИД Шуберт, не может оставаться безучастной к их судьбе96.
16 мая в письме послу Дирксену Литвинов, подчеркивая верность СССР раппальским договоренностям, пытался доказать, что они не предполагают "взаимного одобрения внутренней политики" друг друга. "Никто у нас не верит тому, что это ухудшение (отношений —Л. Б.) могло иметь своим источником интересы домицилированных (то есть живущих постоянно на территории страны иностранцев —Л. Б.) у нас или временно находящихся в СССР германских граждан. Отказ в визе кому-либо, неразрешение выезда его жене, переобложение и т. п. инциденты не могут считаться решающими факторами во взаимоотношениях СССР и Германии, имеющих несомненно историческое оправдание и обоснование", — писал он. Обмен претензиями, длительные переговоры по этому и другим вопросам в Берлине и Москве, привели к передаче их в особую Согласительную комиссию, которая заседала в Москве с 16 июня по 8 июля. Немецкую сторону в ней представлял член Рейхстага фон Раумер, советскую —Стомоняков. Главное место в работе Согласительной комиссии, как и следовало ожидать, отводилось вопросу о коллективизации и защите прав иностранцев в СССР, включая оговоренное в договорах право выезда из страны. Рассматривались проблемы национальной школы, религии, переобложения, продовольственного снабжения, обмена на валюту выручки за ликвидируемое имущество и другие. Целый ряд спорных вопросов, в том числе об эмиграции немецких колонистов, оказались неразрешимыми. По мнению Литвинова, высказанному в письме к Дирксену, "удовлетворительный для немцев ответ по этим вопросам означал бы фактическое заключение нового соглашения и возложение на нас но
Большой террор
117
вых обязательств", на что советское правительство "при нынешних настроениях" пойти ни в коем случае не могло.
Поэтому, настаивал он, Согласительная комиссия должна удовлетвориться лишь обменом мнениями и выяснением позиций сторон. "Когда речь заходит об особых правах иностранцев, нам легче обещать устное содействие в удовлетворении справедливых жалоб, чем фи-ксировать эти права и особый режим на бумаге", — заявлял он и подчеркивал, что усилиям, которые предпринимает советская сторона (он и Стомоня-ков), чтобы "максимально пойти навстречу германским пожеланиям", "есть предел, за который Согласительная комиссия перешагнуть не может"97. Все это означало только одно: сталинское руководство опустило "железный занавес" над советскими границами, и вопрос об эмиграции немецких колонистов из СССР не мог получить положительного решения.
Что же касается "устного содействия", обещанного советской стороной, то суть его заключалась в заверениях "исправить правонарушения", допущенные в отношении проживающих в стране иностранцев. Некоторые послабления были обещаны и в отношении немецких колонистов. Советская сторона обещала при проведении коллективизации и раскулачивания учитывать национальные особенности этой части населения. К тому же 28 июня ВЦИК разрешил выпуск за границу эмигрантов, обставив его при этом рядом почти невыполнимых условий. Выезд разрешался только тем лицам, кто уже имел оплаченные шифскарты, а также справки Совторгфлота о том, что в его адрес поступили для оплаты паспорта из-за границы денежные суммы родственников (200 руб. за паспорт). Заменой этой справки могла служить справка Гос-банка о получении этой суммы в инвалюте из-за границы. Только при соблюдении двух указанных условий ходатайства эмигрантов подлежали направлению в центр, где теперь окончательно и в индивидуальном порядке решался вопрос об их удовлетворении98.
Германская сторона в конечном счете, натолкнувшись на яростное сопротивление в вопросе об эмиграции немцев советской стороны, была вынуждена удовлетвориться этими заверениями, хотя истинность их и вызывала сомнения. Приближались сентябрьские выборы в Рейхстаг и для германского правительства на передний план вышли внутренние проблемы, ради которых оно пожерт
118
Белковец
вовало интресами своих бывших соплеменников, предоставив их собственной трагической судьбе. 8 июля 1930 г. они смогли прочесть в "Известиях" не очень вразумительное сообщение ТАСС об отчете Советско-Германской Согласительной Комиссии, в котором было сказано, что "некоторые спорного характера вопросы были оставлены до специальных переговоров". На переднем плане в ее работе стояли "вопросы соглашения о поселении". "С германской стороны в первую очередь речь шла о том, чтобы выполнить и по возможности обеспечить правовое положение проживающих в стране германских граждан, в частности, имея в виду политику коллективизации, проводимую планомерно в последнее время". Эти вопросы были "удовлетворительно урегулированы, равно как и пожелания, которые были высказаны советским правительством в отношении вопросов поселения, смогли быть разрешены путем соответствующих германских за-явлений"".(? —Л. Б.)
Германское правительство, тем не менее, не утвердило итоги работы Согласительной комиссии, поскольку они могли серьезно навредить ему в глазах общественности в условиях предвыборной борьбы. Пресса же сопроводила их резкими комментариями, вызвавшими резкое недовольство советского руководства. Под руинами политической игры были похоронены надежды советских немцев на выезд из СССР.
Не помог им и протест со стороны меннонитских организаций, который они заявили летом 1930 г. сначала Литвинову, а затем в письме на имя Калинина. Оба послания были написаны профессором Гарольдом С. Бенде-ром, полномочным представителем Центрального Комитета меннонитов в Скоттдейле (США), уполномоченным Меннонитского Управления в Ростерне (Канаде) и "Доопгезинде Комиссие Фоор Буитенландше Нооден" в Роттердаме (Голландия). Именно эти организации, как о том говорилось в посланиях, "стояли в первых рядах по оказанию помощи не только меннонитам, но всем жителям голодающих районов, независимо от национальности", во время "большого голода" в России в 1921—1922 гг., которая составила в общей сложности (продовольствием и одеждой) сумму почти в 2 млн. долларов. Кроме того, американский Центральный Комитет меннонитов во главе с А.И. Миллером путем импорта тракторов, выдачи семенных ссуд, которые "фактически остались в России
Большой террор
119
и по сегодняшний день", способствовал укреплению сельского хозяйства, равно как и деятельность в этом плане голландской меннонитской организации.
Напомнив об этом, профессор Бендер решительно отмежевался от обвинений, высказавшихся советской прессой, в организующей роли международных религиозных организаций, спровоцировавших якобы эмиграционное движение немцев и поддерживавших его "деньгами и руководством". Он заявил, что движение возникло "стихийно и совершенно неожиданно" для них. И только тогда, когда оно приняло неуправляемый советской стороной характер, и положение немецких крестьян под Москвой стало отчаянным, "мы, —писал Бендер,—сочли естественным помочь нашим братьям всеми возможными средствами".
В заключение автор сформулировал свои предложения, продиктованные "чувством гуманности и любви". Было бы желательно, настаивал он, если нельзя вернуть отправленных в северные районы, то разрешить им уехать из СССР с тем, чтобы с нашей помощью они разместились в другой стране. Желательно также, чтобы были освобождены меннониты, содержащиеся в заключении, "особенно те, которые находятся в московских тюрьмах". (!) Если бы эти люди были воссоединены со своими семьями и им разрешили бы эмигрировать, то его организации гарантировали бы удовлетворение всех их нужд. Особая просьба касалась тех заключенных, семьи которых выехали из СССР.
В очень вежливой форме в посланиях ставился вопрос "о школах и их отношении к религии в СССР". В странах, где церковь отделена от государства, как, например, в США, общественные школы нейтральны, то есть в них запрещены как религиозное воспитание, так и антирелигиозная пропаганда. Преподавание религии там является частным делом. "Не может ли советское правительство, — осторожно спрашивал автор, — нейтрализовать таким образом школы в колониях меннонитов?" Предлагая материальную помощь разорившимся немцам Славгородского округа, он посетовал также на то, что политика советского государства в этом вопросе вызывает в Европе и Америке "горькое чувство", "большую тревогу", и они не в пользу СССР.
В ответ на свое послание меннонитский деятель получил от наркомата иностранных дел отписку, что "вопро
720
Белковец
сы, относящиеся к советским гражданам, не входят в компетенцию народного комиссара"100. Ответ председателя ЦИКа обнаружить не удалось. Что же касается местного руководства, то оно зимой 1930—1931 гг. организовало "суд в административном порядке над гражданами, кои злостно не посылают дети в школу". Такие суды состоялись, к примеру, в Барском сельсовете (поселки Ольги-но и Надежда)101.
Заступничество Германии, пусть и не столь решительное, на которое расчитывали российские немцы, сдвинуло все же с мертвой точки дело оказания материальной помощи разорившимся крестьянам. Этому способствовал и вдумчивый анализ причин событий "второго июля" и всего эмиграционного движения в сибирской деревне весной 1930 г. Его провел спецуполномоченный ЦИКа Бу-ценко вместе с трезво мыслящими сотрудниками краевых органов власти. В своей докладной записке в крайком "Об общем состоянии немецкого населения Славго-родского и Омского округов" он еще раз подчеркнул полную апатию местных властей, РИКов и сельсоветов, которые "никакой работы среди немецкого населения не вели" и не удалось обнаружить ни протоколов, ни каких-либо других бумаг, которые бы опровергли этот вывод. Более того, им было неведомо, что многие поселки в районах немцами вообще брошены, а сами они разбрелись по округу в поисках средств существования, ибо последняя продовольственная помощь им была оказана в апреле, перед посевной. Дома их теперь представляют груду развалин. Примерно 65% "ликвидаторов", по мнению Бу-ценко, испытывали в течение 1930 г. "острую нужду".
За это время не были аннулированы последствия дискриминационной налоговой политики, когда в немецких селах от самообложения освобождалось лишь 14% бедноты, тогда как в окружающих русских и украинских — 32%. Не был освобожден от налога прирост посевной площади, как это делалось в других селах, не возвращен "перебор" по ЕСХН и деньги за заграничные паспорта, средства самообложения по-прежнему использовались не по назначению.
Полностью развалившейся была признана школьная сеть. На 107 поселков работает всего 44 школы, в Благовещенском районе из 11 всего 6 школ, в Андреевском — из 6 — 1, да и в эти оставшиеся родители не желают пускать детей. В результате в коммуне им. Карла Либкнех
Большой террор
121
та, например, из 168 рабочих едоков (заметим, что теперь жителей стали считать по числу едоков) 87% неграмотны, а из общего состава —63%.
Не ведется и обещанное правительством строительство, в том числе МТС в Немецком районе, птичника в коммуне Тельмана: нет плотников, нет стройматериалов, бревен, досок, тесу, гвоздей, смолы, алебастра, кирпича, глины, асфальта и т. д. и т. п. Проще, очевидно, сказать, что есть. Весьма плохо работает кооперативная сеть, в которой дефицитные товары (а это и соль, и чай, и сахар, и одежда, и обувь) растранжириваются. Продавцы в немецких селах почти все русские, а в Андреевском районе вообще нет ни одного продавца-немца. Не осуществлен перевод обслуживания немецкого населения на родной язык, даже лозунги в сельсоветах и избах-читальнях (а их всего 5—6 в немецких селах) написаны на русском языке102.
Весьма непросто оказалось найти следы открытых с декабря спецкредитов на рабочий и продуктивный скот, на постройку трех скотных дворов, свинарника и другие нужды. (Кредиты были долгосрочные — на 5 лет и краткосрочные—на 1 год.) Как выяснилось, часть их, выделенная на помощь беднякам и середнякам, пострадавшим от эмиграции, "Крайсельбанк распределил на другие надобности". Поданным Окрколхозсобза, к апрелю в Немецкий район поступила лишь 1/4 часть запланированного для него кредита в 475 тыс. руб. Почти половину этих денег составлял кредит сельхозбанка для строительства колхозов, истраченный на покупку тракторов и запасных частей, на борьбу с "вредителями" (в данном случае имеются в виду вредители растений), "травосеяние" и "оборотные средства колхозов". Значительную часть средств "проели" коммуны103.
Оказалось также, что кредиты на покупку скота не были выделены в необходимом размере и к августу, а то, что получено, распределялось "бесшабашно" и "с дикой наценкой", когда с единоличника "драли три шкуры", беря вместо объявленных 107 руб. за лошадь 150104. В середине августа Буксман жаловался секретарю крайкома, что из объявленных в печати 100 тыс. руб. кредита на рабочий и продуктивный скот, Немецкий район не получил ни одной копейки, а ОкрФО вместо отпуска дополнительных средств изъял 17 тыс. руб. из районного бюджета "на покрытие финансового разрыва окружного бюд
722
Бепковец
жета". Спецкомиссии, заинтересовавшейся финансами, ОкрФО дал ложные сведения о дотации НемРИКу 35 тыс. руб., а после разоблачения "этой ложной утки" отговорился тем, что в бюджете дыра в 1 млн. 200 тыс. руб., и ничего он им дать не может. "Мы же в настоящее время, — сетовал секретарь райкома, — находимся в таком положении, что нам нужно 10 тыс. руб. на ремонт сельских школ, а у нас ни одного гроша нет. И это при том условии, что юридически в нашей кассе числится 27 тыс. руб. самообложения... Помимо этого нам требуется минимум 20 тыс. руб. на строительство общежития для учеников ШКМ (школы колхозной молодежи — Л. Б.)", в которой планируется подготовка 325 курсантов по разным квалификациям для МТС, а кроме того курсы советских, партийных, комсомольских и колхозных активистов, да и "работники, приехавшие в район, живут в самых нечеловеческих условиях вплоть до того, что спят в конторе, где и работают"105.
Очень современно звучат заключительные строки этого письма: "Мы уже стучались во все двери вплоть до СибРКИ, но кажется, что наши ведомственные работники чаще всего не понимают политического урона... эмиграции для всего нашего Союза. А потому они так формально отделываются от наших запросов. И они своей оттяжкой довели нас до грани". Без решительного вмешательства краевого комитета партии, считал Букс-ман, все просьбы "застрянут в дебрях канцелярщины и мы провалим учебный год и будем иметь новое эмиграционное движение".
Решительные действия нового секретаря райкома, стучавшегося при поддержке Буценко в двери краевых органов, сдвинули дело с мертвой точки. К сентябрю 1930 г., согласно доклада Сибкрайисполкома, Сибполеводсоюз выделил Немецкому району планово-производственный кредит в сумме 187 923 руб., а также дополнительные кредиты на машиноснабжение и покупку скота, в общей сложности свыше 280 тыс. руб. Но все кредиты предназначались колхозам, как и отпускавшийся для немецких сел скот. Всякие отступления от этого порядка строго карались. Когда выяснилось, что Колхозсоюз в Немецком районе "в целях более успешного проведения посевной кампании" "незаконно" отпустил кредиты части единоличных хозяйств (главным образом, по семсудам), председатель РИКа Лосев был снят с работы106.
Большой террор
123
В сентябре колхозы Немецкого района получили 6 племенных жеребцов, 2 племхряка, 29 племенных кроликов, свыше 1400 лошадей, 1200 голов молочного скота. В месячный срок здесь была организована не предусмотренная планом МТС, на время уборки с юга заброшен десант—тракторная колонна в 20 единиц, выделено нужное количество семян для сева озимых, 10 комбайнов. "Заброска комбайнов" считалась "исключительным мероприятием", ибо ни в одном пункте Сибкрая, кроме совхозов, такого количества комбайнов не было. К уборочной на льготных условиях, без взимания наличными немецким крестьянам была предоставлена и другая техника: сенокосилки (30), конские грабли (17), лобогрейки (214), молотилки (17), веялки (19), ходы (580) и пр. Важным событием стало открытие специального немецкого РайПО с лавками в селах и районным книжным магазином "с заведующим немцем тов. Паульс", который обязывался подобрать немецкую книгу, сделав заказ в центр, запастись канцелярскими и писчебумажными товарами'07.
В конце июля Славгородский окрисполком принял решение об освобождении немцев, не производивших посев, от ЕСХН, остальные хозяйства облагались не по посеву прошлого года, как это обычно делалось, а по фактической его площади в 1930 г.108
В октябре в очередном отчете о состоянии дел отмечалось, что "заброска дифтоваров в Немецкий район из поступающих товарных фондов производится в первую очередь", выделено уже текстиля и кожаной обуви на 55,5 тыс. руб., по повышенным нормам поступает вале-ная обувь, готовое платье, мануфактура, нитки, бакалея и проч. товары, а немрайпо укреплено 9-ю работниками, в том числе продавцами-немцами. Установлен и работает радиотрансляционный узел, кинопередвижка, в селе Подсосново открыт интернат на 50 детей. Здесь, а также в Орлово открылись "курсы кройки и шитья", оборудованные швейными машинами, утюгами и прочим оборудованием и укомплектованные платным преподавательским составом из немцев. К числу достижений необходимо добавить еще открытие в Гальбштадте пекарни и столовой, площади которых расширяются, отправку на батрацкие курсы продавцов в Славгород 7 человек и отведение 10 мест для немцев в школе торгового ученичества, а также повышение нормы землепользования от 1 до 2 га на душу перед остальными районами109.
124
Белковец
Благодаря принятым мерам, продовольственной, производственной и иной помощи, оказанной немецкой деревне, "массовой политической работе" (собраниям, прежде всего, которые проводились сразу после "эксцессов" и выносили "единогласные решения" об осуждении "эмиграционных тенденций"), а также "действиям ОГПУ по отношению контрреволюционных сил", к зиме власти сломили сопротивление немецких крестьян коллективизации. Уже после арестов и собраний они вынуждены были приступить к ремонту домов и уборке дворов, стали обращаться за помощью о вспашке паров и т. п. Октябрьские отчеты констатируют уже исчезновение эмиграционных настроений, активное участие непосевщиков в косьбе сена и уборке урожая в колхозах, значительный рост колхозного движения (прилив в старые и образование новых колхозов), возвращение выехавших в другие места семейств на старые пепелища. ОГПУ считало, что в организации немецких колхозов помогли письма от "эмигрантов из Бразилии", где им были отведны лесные участки для выкорчевки, на которых они работают в ужасных условиях, "мрут, из лесу мертвецов выносят на палках", отдельные просятся обратно. Речь, очевидно, шла о беглецах 1929 г., поселившихся в Уругвае, где им поначалу, действительно, были отведены участки в девственных лесах верховьев реки Уругвай. Но вскоре они переселились на юг, в окрестности Порвенира, где преодолев многочисленные трудности первоустройства, превратились в состоятельных хозяев110.
К итогам массовой политической работы следует отнести и такое явление, как перелом в отношении масс к активистам движения. "Слово "американец" кое-где принимает ругательный характер, — утверждает одна из сводок ОГПУ, — появился лозунг: "американцев в колхоз не принимать". Встречаются и указания на то, что настроение у коммунаров хорошее, "охвачены энтузиазмом", "прикованы к производству", собираются в следующем году "расширить посевные площади на 50, а то и на 100%, отдельные села дают "встречные планы по хлебозаготовкам"111. Правда, остаются еще поселки с "крепким антиколхозным настроением", в том числе такие крупные, как Подсосново и Камышенка, в ряде мете "обмолот идет с прохладцем", "вспашка паров протекает очень слабо", неисправные трактора не работают. Но все же в основной своей массе "деревня осознала вред эмиграции" и
Большой террор
125
ее удалось расколоть. Теперь она выказывает "лояльное отношение к партийной и советской власти".
Такой оптимистический вывод не означал, однако, окончательного изжития самой идеи эмиграции. Слишком велика была обида на советскую власть, сломавшую привычный уклад жизни, слишком остра была боль за понесенные утраты, слишком горька была предстоящая участь. Краевые власти продолжали бдительно следить за состоянием умов в немецкой деревне, пуская в ход то и дело уже сработавшие и давшие результаты методы воздействия на них. Это была политика кнута и пряника, в которой кнут заметно опережал своего соперника, ибо пряник выдавали редко и не всем. Даже осенью 1930 г., в период наибольшего проявления отеческой заботы о немцах, в поле зрения попал, главным образом, лишь Немецкий район, в то время как остальное немецкое население даже Славгородского округа, не говоря уже о других, за исключением кредитов на покупку молочного скота, никакой реальной помощи не получило. Как видно из донесения Заковского в Зап-Сибкрайком, его очередное постановление от 7 октября по вопросу обслуживания и оказания производственной помощи немецкому населению, в ряде районов даже не было получено и "обслуживание" это "производится на общих основаниях""2. Не поэтому ли весной 1931 г. ожидалось возможное "оживление эмиграционных настроений" и еще один "срыв посевной кампании"113.
Но немецким селом уже овладела апатия, а равнодушие и безразличие на долгие годы превратились в нем в норму жизни. Отрезав немецким крестьянам все пути к выезду из страны, доведя их до крайней степени обнищания (все население "обносилось", "оборвалось" и "ощущает острую нужду в одежде и обуви"114), голода, морального и физического унижения, сталинский режим достиг своей цели. Им больше ничего другого не оставалось, чтобы выжить, как пойти в колхозы. В октябре 1930 г. в докладной записке ВЦИКу Западно-Сибирского крайисполкома уже констатировалось, что "коллективизация развертывается в немецких селах успешнее, чем в соседних русских"116, в феврале 1931 г. процент коллективизированных в Немецком районе хозяйств составил 61,1 (самый высокий из всех районов края) вместо 25,3 в среднем по краю. Еще выше был темп коллективизации в Омском округе, где кооперированное немецкое населе
126
Белковец
ние составляло в марте 1930 г. всего 7,7%, 70% намечались лишь к концу пятилетки и признавалось, что эти 70% будут "ниже поокружного процента кооперирования"116. Теперь, уже в феврале 1931 г., по некоторым сельсоветам, Исиль-Кульскому, Пучковскому, Екатериновскому, Солнцевскому и др., самым пораженным массовой эмиграцией, он достиг 92—97 и даже 100%117. Здесь, как и следовало ожидать, "гораздо успешнее протекают все хозяйственные кампании: хлебозаготовки, мобилизация средств и пр.", а в Немецком районе и колхозах "при проработке котнрольных заданий по посевкампании 1931 г. принят встречный план в 5000 га"118.
Выразившийся в попытке массовой эмиграции протест немецких крестьян против политики экономического и политического насилия был заклеймен официальной пропагандой как "контрреволюционная акция". В течение всего 1930 г. в печати шла оживленная пропагандистская шумиха, направленная против эмиграции из СССР, которая станет отныне главным инструментом идеологической обработки масс. В ней приняли участие центральные газеты "Правда" и "Известия", журнал "Революция и национальности", все немецкоязычные издания. Вышла и целая серия антиэмиграционных брошюр немецких авторов, которые, выполняя социальный заказ, присоединили свои голоса к общему хору осуждения контрреволюционных антисоветских действий немецких колонистов, обманутых "реакционерами-кулаками" и "тунеядцами-пасторами"119.
Злопамятный сталинский режим не простил немцам этого протеста. Все, дожившие до 1937 г. участники бегства в Москву и те, кто имел к движению хотя бы малейшее отношение, были уничтожены во время большого террора. Сохранившиеся в архивах НКВД в Новосибирске следственные дела свидетельствуют о том, что в ходе ликвидации так называемых "повстанческих националистических фашистских немецких организаций", обнаруженных якобы в немецких селах Сибири, среди множества фальсифицированных обвинений фигурируют и имевшие место "попытки эмигрировать", "организация эмиграции немцев в Германию", "активная контрреволюционная агитация среди немцев за эмиграцию" и другие. Но об этом речь впереди.
Глава третья.
КОЛХОЗНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО
И НАЧАЛО МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ
В НЕМЕЦКОЙ ДЕРЕВНЕ.
ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА 1930-Х ГОДОВ
"Особый режим", введенный в 1930 г. в связи с эмиграционным движением в части немецких колоний Сибири, в первую очередь, в Немецком районе, продержался недолго. Как только удалось достичь победы колхозного строя, означавшей ликвидацию опасности новой эмиграционной волны, сибирские власти с удвоенной энергией принялись за уничтожение классово-чуждых, эксплуататорских элементов в немецкой деревне. Немецкому кулаку пришлось разделить трагическую судьбу всего российского крестьянства, отдавшего лучших своих представителей на заклание режиму.
Эйхе — Сталину: Кулаки-немцы будут также экспроприированы и выселены
Массовое раскулачивание началось в Сибкрае весной 1930 г., после того как здесь была получена секретная иснструкция ЦИКа и СНК СССР "О мероприятиях по выселению и раскулачиванию кулаков, конфискации их имущества" от 4 февраля 1930 г. В ней разъяснялось принятое партией и правительством постановление от 1 февраля, объявившее войну кулакам и запустившее в ход машину насилия. Постановление предполагало выселить "кулацкий актив", "наиболее богатых кулаков и полупомещиков" (1 категория) в отдаленные местности Союза ССР, а в пределах данного края — в отдаленные его районы. Остальные кулаки (2 категория) выселялись на но
728
Бепковец
вые, отводимые им за пределами колхозных хозяйств, участки в пределах края. Количество выселяемых и расселяемых хозяйств должно было строго дифференцироваться по районам в зависимости от фактического числа кулацких хозяйств и составить в среднем 3—5% от общего числа. Списки подлежащих выселению устанавливались районными исполнительными комитетами на основе решений собраний колхозников и бедняцко-батрацких собраний и утверждались окружными исполнительными комитетами. При выселении у кулаков конфисковывались средства производства, скот, жилые и хозяйственные постройки, производственные и торговые предприятия, продовольственные, кормовые и семенные запасы, излишки домашнего имущества и наличные деньги (кроме самых необходимых предметов домашнего обихода и минимума продовольственных запасов)1.
Во исполнение этого постановления краевые власти, сначала Бюро крайкома ВКП(б) (2-февраля), а затем, как это было принято, крайисполком (12-февраля), разработали собственные постановления "О мерах к укреплению и развитию колхозного строительства и ликвидации кулачества как класса". Они предполагали выселить внутри округов 50 тыс. и в северные необжитые районы — 25 тыс. сибирских кулаков2.
Славгородский окружком, получив партийное решение 8 февраля, спешно провел в тот же день заседание, на котором определил для каждого района "ориентировочно" "удельный вес кулацких хозяйств, подлежащих экспроприации". Для Андреевского района он составил 3,8%, для Н-Алексеевского —3,4%, для Знаменского — 4,4%, для Ключевского —4,5%... Немецкий район отсутствовал в этом определении, однако, было решено поручить особой комиссии (в ее состав вошел начальник Славгородского оперсектора ОГПУ Пакали) "разработать вопрос о проведении раскулачивания в немецких поселках, исходя из учета национальных особенностей и слабой организации бедноты и кулачества"3. В каждый район, в том числе и Немецкий, отправились партийные эмиссары, чтобы в месячный срок соотнести ориентировочные цифры с действительным положением дел.
Пока шла проработка заданий, подоспело "Дополнение к постановлению от 12 февраля", принятое 1 марта, на целый год отодвинувшее экспроприацию и выселение немецких кулаков. Дополнение установило, что вы
Большой террор
129
селению и конфискации не подлежат "кулацкие хозяйства и семьи иностранно подданных тех стран, которые находятся в нормальных дипломатических отношениях с СССР". В это число входили граждане Германии. Кроме того, — говорилось в новом постановлении,— не подлежат конфискации и переселению хозяйства и семьи та-таро-бухарцев, немцев, латышей, эстонцев и латгальцев, "если эти села и районы еще не перешли к сплошной коллективизации"4. Последний тезис означал, что исключение для перечисленных "нацменьшинств" носит временный характер и может быть обойдено, если их села располагаются в местах, объявленных районами сплошной коллективизации.
Такое произошло в Омском округе, где, не дождавшись указанного дополнения, власти Ново-Омского района раскулачили к 10 марта 103 немецких хозяйства (4,9%). 20 из них было распродано, 83 выслано из пределов округа (10 по 1-ой и 73 по 2-ой категории). Есть данные и по Исиль-Кульскому району, из которого было выселено 10 хозяйств. Здесь, в селе Гальбштадте, во время раскулачивания "взволновалась часть деревни, в виду того, что разъяснительная работа была слабо проведена". Окружная комиссия считала, что массовых ошибок при этом допущено не было, хотя при раскулачивании власти "весьма слабо опирались на массово-разъяснительную работу, почему у части середняка создавалось такое мнение, что завтра и его очередь наступит". В Астраханском сельсовете Любинского района, где высылка тоже имела место, выселенных пришлось вернуть на следующий день. Не дожидаясь ее повторения, они вскоре исчезли из своего села. Учитывая эти издержки, комиссия настаивала на том, чтобы впредь при раскулачивании немцев осуществлялся "осторожный подход", в частности, учитывались обширные родственные связи, "начиная с верхушки деревни и кончая низами". (В Сосновке, к примеру, из 200 дворов 153 имели родственные отношения.)5
В других округах кулаки-немцы получили отсрочку. Не производилось раскулачивание в 1930 г. и в Немецком районе. Здесь, правда, имели место, отдельные случаи, отнесенные к разряду "перегибов по отношению к середняку". (8 середняков были арестованы в селе Дворском за отказ вступить в колхоз, в Подсосново конфисковали имущество у 30 крестьян и предложили им выехать "на все четыре
130
Белковец
стороны".) Виновные в перегибах получили соответствующее наказание. Но отсрочка не была долгой.
Уже в январе 1931 г. НемРИКу и сельсоветам в немецких селах было дано задание начать новый пересмотр списков кулаков-лишенцев. Необходимо было выявить всех тех, кто до 1930 г. привлекался к индивидуальному обложению, но затем был исключен из черного списка и восстановлен в избирательных правах. Индивидуальному обложению подлежали все кулаки, ликвидировавшие уже "свои внешние признаки" (то есть прекратившие использование наемного труда и машин с целью "эксплуатации" своих односельчан, лишившиеся уже своего скота), если наличие их будет подтверждено свидетелями. В это число входили и "злостные непосевщики" весны 1930 г.
12 января Президиум НемРИКа, выполняя это распоряжение, требовавшее произвести дополнительное обложение, констатировал тот факт, что "кулак, пользуясь слабым наблюдением за его скрытой деятельностью, до сего времени остается не выявлен", а часть кулаков "неверно исключена из списков 1929—1930 гг." В связи с этим было решено в 10-дневный срок финчасти РИКа вместе с райуполномоченными и сельским активом, "опираясь на колхозные, батрацкие и бедняцко-середняцкие массы", "на месте проверить через бедноту все хозяйства, которые привлекались к индивидуальному обложению, на предмет привлечения вновь в индивидуальном порядке, а также оформления материала на предмет внесения протеста на их исключение из списков кулаков". Возглавила работу районная тройка: Климэк (от РИКа), Балл (от РКИ), Шендель (от РайФО). Руководство района надеялось обойтись малой кровью, расчитывая на то, что это довыявление и дообложение и "будет означать ликвидацию кулака как класса" в немецких селах6.
Спустя месяц тот же Президиум утвердил первую группу дообложенных кулаков. В нее попали: Я.Я. Лай из Марьяновки за несдачу хлебных излишков в размере 86 пудов на сумму в 132 руб., получивший "пятикратку" в 560 руб.; И.А. Герцен из Хортицы за несдачу хлебных излишков в размере 300 пудов на 300 руб., получивший "трехкратку" в 900 рублей; Адольф Фридрихович Шредер за невыполнение задания по мясозаготовке (одной коровы) в сумме 130 руб., обложен пятикратно на сумму в 650 руб.; Генрих Генрихович Виль из Колчановки за
Большой террор
131
несдачу хлебных излишков в размере 254 пудов, получивший трехкратное задание — 762 руб.; Густав Фридрихо-вич Шлехт из Камышенки, не сдавший 143 пуда хлебных излишков на сумму в 148 руб., обложенный в тройном размере — в 444 руб.
На 9 хозяйств пополнился и список лишенных избирательных прав. В него вошли (за эксплуатацию наемного труда и спекуляцию сельскохозяйственными продуктами и лошадьми) Генрих Генрихович Баус, Александр Хрис-тианович Филиппи, Иван Иванович Якоби, Яков Яковлевич Лорингель (все из Камышенки), Давид Иванович Функ, Петр Иванович Сименс (оба из Гальбштадта), Вильгель Иванович Якоби (из Подсосново), Франц Францевич Ка-спер (из поселка Чистое) и Генрих Францевич Пеннер (из Подснежного)7.
Аналогичная работа была проведена и в других округах Зап-Сибкрая. Однако надежды на "малую кровь" не оправдались. Приближалась весна 1931 г., а с нею и новый этап наступления на кулака. Правда, еще 15 марта, при принятии соответствующего постановления крайисполкома, определявшего порядок его проведения, "нацмены Запада", в том числе немцы, вместе с "красными партизанами", "семьями красноармейцев" и "эмиро-бу-харцами" были оставлены за пределами предстоящей экзекуции. Но уже 27 апреля это приятное исключение в отношении немцев было отменено новым постановлением Зап-Сибкрайкома ВКП(б) "О ликвидации кулачества как класса". "О кулаках западных нацменьшинств, — гласил один из его тезисов, — вопрос решить дополнительно (кулаки-немцы подлежат выселению)". Кулаки-немцы должны были войти в число 40 тыс. хозяйств, ориентировочно определенных этим постановлением к экспроприации и выселению. Они лишались "средств производства", то есть всего недвижимого имущества, исключая минимум земледельческих и других орудий, а также скота, необходимых для обустройства на новом месте. Определить его поручалось ПП ОГПУ вместе с финансовыми органами. Этот минимум передавался в местные колхозы на время сева, а затем подлежал отправке выселенным кулакам в места их расселения. (!) Все остальное имущество, деньги и вклады (кроме 500 руб. на семью), переходило в неделимые фонды колхозов, за вычетом причитающихся на выселенное хозяйство обязательств (долгов) государственным и кооперативным органам.
732
Белковец
Учтя печальный опыт предыдущего года, постановление предписывало "категорически не допускать случаев мародерства и издевательства (раздевание, отбирание белья, необходимой одежды, присвоение кулацких вещей и т. п.). Под угрозой привлечения к "суровой ответственности" местные власти предупреждались также о недопущении экспроприации и выселения "хотя бы одного середняка".
Местом дислокации новой партии выселенных кулаков должны были стать "малообжитые и необжитые северные районы края", входившие в Нарымский округ. Определялся и срок высылки — с 20 мая по 10 июня, начальная дата которого была перенесена на 10 мая последовавшим 5 мая постановлением Президиума ЗСКИКа. Предписывалась и вся процедура раскулачивания: кан-дилатуры, намеченные к выселению, должны были "тщательно отбираться сельсоветами при участии соответствующих представителей райисполкомов", "прорабатываться на широких колхозных собраниях, с привлечением батрачества, бедноты и середняков", затем проверяться и утверждаться специальными районными пятерками в составе секретаря райкома, председателя РИКа, уполномоченного ОГПУ, председателя Райколхозсоюза и краевых уполномоченных8.
Обосновывая решение относительно кулаков-немцев, Эйхе писал в личном письме Сталину от 3 мая: "Выселению подлежат кулацкие хозяйства, в том числе и те, кто осел в колхозах, за исключением красных партизан и западных национальностей, кроме кулаков-немцев, которые будут также экспроприированы и выселены. Принимая решение о выселении кулаков-немцев, Бюро Крайкома исходило из следующих соображений: Немецкий район (бывшего Славгородского округа) (округа были ликвидированы в конце 1930 г. — Л. Б.) коллективизирован к 20 апреля на 80%. Другие районы, имеющие большие компактные массы немецкого населения, также подходят к совершению сплошной коллективизации (Ново-Омский район коллективизирован на 90%, Исиль-Куль-ский на 75% и т. д.) Во многих немецких населенных пунктах коллективизировано 100% бедняцких и середняцких хозяйств, в других, как правило, процент коллективизации выше среднего районного". Такой высокий темп коллективизации, констатировал Эйхе, нарушая при этом все мыслимые законы логики, заставляет власти перейти к
Большой террор
133
раскулачиванию в немецких селах.' (Казалось бы, что вывод должен был быть диаметрально противоположным.) Но нашлось обстоятельство, скорее всего вымышленное, которое оправдывало столь нелогичный вывод. "Имеется целый ряд постановлений общих собраний немцев-колхозников (во многих случах совместно с единоличниками), — утверждал он, — с просьбой выселить из пределов их колхозов (или населенного пункта) кулаков, так как они ведут злостную антиколхозную вредительскую работу. Крайком считает совершенно нецелесообразным, для колхозного движения вредным, дальнейшее оставление немцев-кулаков на местах их теперешнего жительства"9.
"Повышенную активность кулацко-клерикальных элементов", проникающих в колхозы, а иногда являющихся даже инициаторами их создания, отметила и докладная записка крайисполкома ВЦИКу "О политико-экономическом и культурно-бытовом состоянии немецкого населения" от 3 марта 1931 г. Попадая в колхозы, кулаки начинают "разлагать их изнутри", — говорилось в ней. Разложение это проявляется в том, что в таких колхозах обычно "срывались все хозяйственно-политические мероприятия", особое противодействие оказывают кулаки хлебозаготовкам (к ним мы еще вернемся). В колхозе "Унзере Виртшафт", где по вине кулаков уже в 1930 г., как выясняется, сорвалась заготовка хлеба, зимой было "вычищено" 5 кулацких хозяйств. Кулаки распространяют "религиозное влияние" в колхозах, под их руководством совершаются религиозные обряды, невыходы на работу в праздничные дни и т. п. Но главный вред от них состоит в том, что они убеждают своих односельчан "организовываться только в ТОЗы, причем обобщение сельхозин-вентаря и тягловой силы производить только на время полевых работ", а, уступая колхозам, ратуют за колхозы-карлики, "всячески избегая строительства колхозов по принципу колхоз-село"10.
Исполнение вынесенного "приговора" разворачивалось в соответствии с предписанным сценарием. В немецких селах в течение двух месяцев прошли общие колхозные собрания и собрания бедняцкого актива, заседания сельских советов, на которых выявлялись бывшие эксплуататорские классы, собирались показания свидете-
134
Белковец
лей об их антисоветской сущности. На них при молчаливом согласии односельчан была решена судьба нескольких сотен семей, обреченных на голод и вымирание.
Часть их должна была отправиться на север края, где будучи расселена по рекам Васюгану, Парабели, Кети, Чулыме и их притокам, принять участие в лесоразработках (рубке, возке, сплаве и погрузке леса). В других, более благоприятных для земледелия местах (по Чае и ее притокам), кроме лесоразработок планировалось "развитие полеводства, особенно технических культур, скотоводства, огородничества и пчеловодства". В любом случае спецпереселенцы обязаны были объединяться в "неуставные артели", а местные советские и хозяйственные органы — препятствовать "ведению индивидуального хозяйства"11.
Часть немецких кулаков попала на Кузнецкстрой (в числе прибывших туда летом 1931 г. 5000 семей). Часть — на рудники "Востокугля" (Анжерка, Прокопьевск, Черногорок), который принял в июне этого года 15 ООО семей спецпереселенцев, более чем вдвое перевыполнив план. (В секретных донесениях Иностранного Бюро Крайсовп-рофа, ведавшего в 1930-е годы иностранными рабочими и специалистами Кузбасса, находим жалобы на то, что немцы-спецпереселенцы "отрицательно" влияют на "ино-рабочие семьи". Были они и среди тех 100—150 человек, которые, как это видно из письма бывшего австрийского горнорабочего Алоиза Крума и "группы товарищей", ежедневно посещали квартиры иностранных специалистов, прося милостыню.)12
Большинство спецпереселенцев попало в уже организованные поселки, часть была выселена в совершенно необжитые места. Но даже в уже созданных ранее поселках никакого жилого фонда не было. Приходилось селиться в вырытых собственными руками землянках. Не было не только жилья, не было продовольствия, отсутствовали бани и медикаменты, а в старых поселках уже свирепствовали сыпной и брюшной тиф, "особые водные инфекции", кровавый понос, дизентерия, корь, скарлатина и другие инфекционные болезни. Ко времени, когда в места высылки прибыли новые партии кулацких семей, местные власти решали вопрос о том, куда девать тысячи детей — круглых сирот, потерявших своих родителей. Только в сентябре 1931 г. Зап-Сибкрайисполком поручил Сиблагу выделить КрайОНО 40 тыс. руб. (!) на
Большой террор
135
расходы, связанные с их переброской из мест спецпоселения и размещением в существующих детских домах13. Для большинства глав семей, их престарелых родителей, вынужденных покинуть родные дома, пункты высылки уже в первые год-два пребывания там превратились в места вечного успокоения. Документы, раскрывающие историю кулацкой высылки в Сибири (значительная их часть теперь опубликована в упомянутом выше сборнике "Спецпереселенцы в Западной Сибири"), буквально кричат о совершаемом в стране преступлении. На лесоразработках люди работают без верхней одежды, белья, обуви, одеты в лохмотья, полунагие. В бараках с двухъярусными нарами (если они есть) масса клопов и вшей, хлеб и другие продукты бывают от случая к случаю, медикаменты отсутствуют. Учета "рабочей силы" не ведется, расценки десятники меняют по своему усмотрению, расчетных книжек нет, заработная плата выдается с большими задержками в виде дневных авансов (это там, где выдается)14.
К сожалению, установить общее число раскулаченных в 1931 г. хозяйств немецких колонистов по обнаруженным документам не удалось. Сохранились лишь данные по отдельным районам. Так, в списке лиц, лишенных избирательных прав и высланных за пределы своего района по Омскому округу, выявлено 28 хозяйств, выселенных из Любинского района. Здесь только в одном Н-Сте-пановском сельсовете экспоприации подверглось 15 немецких хозяйств. Это были, в основном, многодетные семьи (6—9 детей в каждой). К примеру, семья Павла Петровича Дрейлинга, 1882 г. р., лишенного избирательных прав в 1929 г., имевшая 6 детей (Герман, Матвей, Иван, Ольга, Матильда и Екатерина), была выселена вместе с престарелыми родителями, Петром Герасимовичем и Анной Дрейлингами. Кроме того, в списке находим еще две семьи Дрейлингов, Германа Павловича (7 детей) и Давида Павловича (дочь Екатерина), которые, очевидно, были старшими сыновьями Павла Петровича. Избирательных прав оба были лишены вместе с отцом в 1929 г.15.
Основательная чистка проводилась и в Немецком районе. Здесь только на одном заседании Президиума РИКа от 2 июля рассматривались и утверждались дела на 26 хозяйств, предложенные к выселению Редко-Дубровским, Чистовским, Орловским, Подсосновским, Марьяновским
136
Белковец
и Петровским сельсоветами; 21 из них утверждено, в том числе соответственно —4, 2, 2, 6, 6 и 1. Решение Редко-Дубровского сельсовета по делу Ивана Давидовича Ле-вена из колхоза "Бауэр" поселка Красное было отменено "за неимением достаточных признаков эксплуатации", вопрос о Исааке Исааковиче Вибе из Орлово (колхоз "Ландман") — оставлен открытым до установления "в срочном порядке" связи последнего с пасынком, находящимся в рядах Красной Армии (пребывание родственников в Красной Армии спасало от раскулачивания). Подсоснов-скому сельсовету было предложено "дооформить" дело Якова Филипповича Гоштейна, установив связь его с кулацким хозяйством отца (связь была установлена и решение утверждено 3 июля), а Марьяновскому и Петровскому сельсоветам — добрать материал по делам единоличника Давида Готлибовича Реймера и члена сельхозартели "Большевик" Давида Давидовича Тейхри-ба, установив "кого и когда эксплуатировал, сколько зарабатывал от эксплуатации сельхозмашин"16. Всего из Немецкого района было выселено свыше 100 хозяйств.
Общая картина бед и страданий, выпавших на долю людей, объявленных кулаками, изгнанных из построенных собственными руками жилищ и ввергнутых в страшную систему ГУЛАГа, ярче всего воспроизводится на примере отдельных судеб. Пусть простят меня дети и внуки ушедших в небытие за то, что я потревожу их тени.
Среди выселенных из Немецкого района семей была семья Генриха Генриховича Рейхерта. 18 июня объединенное заседание представителей бедняцкого и колхозного актива и сельского совета (в составе 32 человек) в Подсоснове, где он жил, в присутствии давших показания свидетелей (их имена из этических соображений приведены не будут), как бывшего владельца маслозавода, конфискованного и проданного в 1928 г. за неуплату налога, и "эксплуататора наемных рабочих и батраков" (один из них работал на заводе жаровщиком 10 лет, другой использовался сезонно, а третий в течение года помогал по хозяйству) приняло решение об исключении Рейхерта из колхоза, лишении права голоса и выселении из пределов района. 1 июля решение утвердил сельсовет, а 2 июля РИК. В деле сохранилась справка райфинотдела о семейном и имущественном положении выселенца. В ней значится, что в семье Рейхерта в течение 1928— 1930 гг. было от 9 до 11 едоков (!), 21—16 десятин посе
Большой террор
137
ва, 3—2 рабочих и 2 (только в 1927—1928 гг.) нерабочих лошади, 3—2 (в 1931 г. уже 1) дойных коровы, 4—2 головы молодняка, 771—465 руб. доход, с которых уплачивалось 96—79 рублей ЕСХН. При выселении в опись живого и мертвого инвентаря и имущества, на общую сумму в 499 руб. (!), вошли саманный, крытый железом дом, амбар, летняя кухня, крытая соломой конюшня, корова и 5 куриц, 2 кровати, сундук, диван, шкаф, часы, 2 скамейки, ящик под муку, 2 стула, кадка и 2 кадушки, 4 пуда муки и 5 пудов картофеля, сепаратор, а также "сайме 5летке в 4 года" (орфография документа, составленного на ломаном русском языке).
Высланный в Нарымский округ (Мартайгинская комендатура Сиблага), Рейхерт умер. Его жена, Доротея Карловна, урожденная Эренберг, как инвалид II группы, была отпущена со спецпоселения и вернулась в Подсосново в 1934 г. вместе с 4 детьми, Эмилией (1920 г. р.), Александром (1922 г. р.), Иваном (1923 г. р.), Марией (1925 г. р.) на иждивение к своему брату, Александру Карловичу Эренбергу.
В феврале 1936 г. Доротея Карловна возбудила ходатайство о восстановлении ее в избирательных правах. В своем прошении, оформленном секретарем сельсовета, она писала, что родилась в семье бедняка, с малолетства батрачила у владельца маслозавода, "кулака Книпе-ля", в 1920 г. вышла зе него замуж, а после его последовавшей вскоре смерти вступила в брак с "батраком" того же завода Рейхертом. Так они стали хозяевами маслозавода, отнятого у них в 1928 г. Вернувшись со спецпоселения, она снова вышла замуж за своего земляка, "колхозника" Якова Шенкеля, и просит, учитывая ее социальное положение, восстановить в правах, дать возможность участвовать "в общеполезном труде и колхозном строительстве". Просьба Доротеи Карловны ушла в крайисполком, президиум которого принимал окончательное решение (в пределах края, последней же инстанцией был ВЦИК) по делам о восстановлении в избирательных правах. Но справка ушла вместе со справкой РИКа о том, что ее теперешний муж, Яков Шенкель, исключен в 1936 г. из колхоза им. Кирова, находится под следствием "за вредительство в колхозе" и "привлекается к судебному ответу перед Нарсудом". Естественно, что решение последней инстанции, как и решение РИКа, было отрицательным17.
138
Белковец
Не вполне типичным является дело Якова Гергардо-вича Фризена, жителя пос. Марковки (колхоз им. Моло-това) того же Немецкого района. Его лишили прав в
1929 г. как "подрядчика", осуществлявшего "строительные работы по дереву". Будучи отличным плотником и имея организаторский талант, Фризен вместе с подросшими сыновьями, Гергардом, Иваном и Петром, действительно формировал временные строительные бригады, выполнявшие различные заказы. В 1928 г. его семья подрядилась построить деревянный амбар в коммуне им. Калинина, а поскольку работа была спешной (надо было успеть до зимы), РИК разрешил ему взять 10 рабочих, нанятых, кстати, коммуной, вместе с которыми он в течение полутора месяцев срубил еще конюшню и клуб. Эа этим последовали другие заказы, и бригада Фризена успела поработать в Гришевке, на участках № 75 и 89, на строительстве элеватора в Славгороде в
1930 г. 14 мая 1931 г. общее собрание членов сельхозартели им. Молотова в составе 40 человек под председательством И.А. Коппа, дружно подтвердив факт осуществления подрядов Я.Г. Фризеном, приняло решение о выселении его "как открытого эксплуататора" из пределов района. Вместе с ним высылке подвергались жена, Анна Ивановна, дочери Маргарита, Анна и Екатерина, а также один из сыновей, Петр, отбывавший уже (с 1930 г.) административную ссылку в Кузнецкстрое ("принудительную работу за военную службу"). В отношении последнего было установлено, что он, хотя и женат и отделен от отца, но вел с ним совместное хозяйство. В
1929 г. это хозяйство было кулацким, поскольку (на 9 едоков) в нем обрабатывалось 23 десятины земли, содержалось 5 лошадей и 4 коровы, имелась собственая лобогрейка. К доходам от хозяйства присоединялся неземледельческий заработок в 700 руб., позволивший обложить хозяйство Фризенов в индивидуальном порядке на 415 руб. 38 коп. в 1928—1929 гг. и на 443 руб. 55 коп. в 1929—1930 гг. К тому же Фризен был признан "злостным непосевщиком", а его объяснения, что произошло это не по его вине, а потому, что вспаханная им осенью 1929 г. во время массового бегства зябь весною
1930 г. была "отрезана артелью им. Тельмана", не приняты во внимание. Высылки избежали старшие сыновья, Гергардт и Иван, жившие отдельно и восстановленные в избирательных правах в 1930 г. как "порвав
Большой террор
139
шие с отцом связь", а также дочь Аганета, вышедшая замуж.
Яков Гергардович и Анна Ивановна Фрмзены "умерли в Нарыме", и в июле 1933 г. Иван Яковлевич возбудил ходатайство о возвращении сестер в родные места. Бывший в это время председателем НемРИКа И.А. Вильгаук решил вопрос положительно. Что же касается Петра Яковлевича, то его неоднократные попытки вернуть права (его просьбы дошли до ВЦИКа) оказались безрезультатными. Последний отказ за подписью П.Ф. Грядинского помечен 16 мая 1936 г.18
В списках выселенцев оказались и все те, кто в начале 1931 г. был "довыявлен" и "дообложен" или лишен прав. Судьбу одного из них, Ивана Ивановича (Иоганна Иоганновича) Якоби, родившегося 12 ноября 1872 г., удалось проследить по сохранившемуся в архиве делу. Вместе с женой Екатериной-Елизаветой, 1873 г. р., 15-летним сыном Давидом, 19-летним сыном Вильгельмом и его женой Паулиной, он как "явный кулак эксплуататор" был выселен из пос. Камыш (Марьяновский сельсовет) решением НемРИКа от 2 июля 1931 г. Ему вменялись в вину систематическое применение наемного труда, эксплуатация сельхозмашин и сепаратора, которым перерабатывалось "за сливки" молоко от 20 коров односельчан, сокрытие зерна в ямах, продажа на рынке в 1930 г. муки, нахождение "в бегах" к моменту выселения. В 1924 г. в хозяйстве И.И. Якоби, имевшем 6 лошадей, 2 жеребенка, 3 коровы, 2 нетели, засевалось до 26 десятин земли. Все это он поделил между старшими сыновьями, Генрихом и Филиппом, которые избежали в 1931 г. высылки. Имущество самого Ивана Ивановича (1 лошадь, 1 корова) было оценено в 371 руб.
Супруги Якоби выжили в нарымской ссылке и в следующем 1932 г. при чистке контингента "по старости" и "нетрудоспособности" были возвращены в Камыш к старшему сыну Филиппу. Молодая чета осталась на севере. Попытка вернуть права себе и сыну Давиду не удалась, ходатайство было отклонено в мае 1935 г.19
Довыявление и выселение кулаков, правда, в не столь массовом масштабе, имело место и в последующие годы. Подвергались ему "злостные единоличники", упорно державшиеся за свое хозяйство и все еще игнорировавшие колхозы, хотя "победа" колхозного строя уже была очевидной. Весной 1933 г., к примеру, в одном только
No comments:
Post a Comment